— Даже не рассчитывай, — ответила из кухни Алла Васильевна. — Дедушку жди.
— Так нечестно, — надулся Бориска.
— Я на работу, — крикнул Роман Вячеславович, открыв входную дверь.
Алла Васильевна вышла в коридор, вытирая о фартук руки.
— Ром, чем его кормить можно?
— Пару дней мягкой пищей, потом на сухой корм переведем. Я побежал.
Друж вскочил с подстилки, намереваясь выйти из квартиры вместе с отцом Бориски.
— А ты куда, друг ситный? — усмехнулась Алла Васильевна. — Давай-ка иди на место. На улицу позже выйдешь.
— Мам, он гулять хочет. Давай с ним выйдем, пройдемся вокруг дома и сразу вернемся.
— А ты ничего не забыл? Кто на кухне пюре в тарелке оставил, кто обещал сосиску доесть?
— Не хочу.
— Тогда никаких гуляний.
— Ну, мам!
— Без «ну». Уговор какой был: берем собаку, и больше твоих «не хочу», «не буду» я не слышу. Помнишь?
— Помню, — засопел Бориска.
— Если помнишь, доедай пюре с сосиской.
— Сейчас, мам, посмотри, какое у него лицо.
— Не лицо, а морда.
— Он похож на Рекса из сериала.
— Брось, собаки все на одно лицо.
— У собак не лицо, а морда, — звонко рассмеялся Бориска.
— Морда, — смутилась Алла Васильевна.
Бориска сел на колени, начал гладить Дружа возле уха, ощущая себя самым счастливым шестилетним мальчишкой на земле.
— Добрый, — приговаривал он, проводя пальцами по жесткой шерсти Дружа. — Он добрый и необычный.
— Почему необычный? — удивилась мама. Она села рядом с сыном и поднесла ладонь к носу Дружа.
Друж ладонь обнюхал и причмокнул.
— Видишь, как он на тебя смотрит, мам, как будто сказать что-то хочет.
— Взгляд у него умный, ты прав.
— Положим ему пюре?
— А почему бы нет?
— Сиди, мам, я принесу, — Бориска вскочил и побежал на кухню.
— Только не из своей тарелки бери!
Пока Борис накладывал Дружу пюре в купленную для него миску, Алла Васильевна тихо прошептала:
— Ты не сердись на нас, Флинт. Все самое страшное осталось позади. Теперь мы вместе.
Друж заскулил.
— Хочешь рассказать свою историю? Ну-ну, не переживай, тебе у нас понравится. Борь, сколько можно возиться?
— Иду уже.
— Ой, — сказала Алла Васильевна, когда сын вернулся. — Больше ты положить не мог? Он после операции, ему нельзя переедать. Дай сюда, горе луковое.
— Жалко, что Флинт не умеет разговаривать. Мам, а давай купим ему новый поводок-цепочку. Такой, как у Сережкиного Кайзера. Здорово будет смотреться!
* * *
Неуютно было Дружу в новой семье, одиноко. Вроде и люди хорошие окружают, и угодить стараются, а тоска так и душит.
Особенно тяжко приходится ночами: лежишь на подстилке без сна, смотришь в темноту — перед глазами образ Дениса Евгеньевича. Хозяин улыбается, что-то говорит Дружу (ни словечка не услышать, все тишина поглощает), к себе подзывает. А пойдешь навстречу — исчезает. Одним словом, мираж.
