Пудель пронзительно завизжал.
— Кто там у нас песняки заводит? — Медсестра подошла к каталке, нагнулась, погрозив беспокойному песику пальцем: — Не больно тебе, не больно. Ты давай не шуми тут. Смущаешь всех своим криком. Все, все, угомонись, милая. Знаю, что неприятно лежать привязанной, да еще в попоне. Терпи.
Пуделиха раскрыла пасть, высунула язык.
— Терпи! — повторила медсестра, отойдя к столику с инструментами.
Друж еще долго слышал жалобные стоны пуделихи, сам неоднократно подавал голос — медсестра оставалась непреклонна. На все собачьи жалобы один ответ — терпите.
Легко ей говорить, сама бы попробовала полежать на боку, связанная, с перебинтованным животом и лапой.
Да, живот Дружа был перебинтован: несколько часов назад ему была сделана операция. Она прошла успешно.
Из наркоза Друж вышел спокойно, не в пример несчастной пуделихе Джины и очнувшегося через час лабрадора Лорда. Избавившись от оков операционного дурмана, Лорд задергался, как в лихорадке, порывался вскочить, щелкал пастью, пищал, словно маленький щенок. Потом его стошнило.
Медсестра ненадолго отлучилась, в помещении остались три больные собаки, две из которых отчаянно нуждались во внимании.
— Что со мной происходит? Где я? Где мои хозяева? — скулил Лорд.
— Мне страшно! Страшно! — завывала Джина.
Друж до поры до времени хранил молчание, а когда выслушивать собачьи стенания стало совсем невыносимо, загавкал:
— Я тоже хочу домой!
— Мне плохо, — жаловался Лорд.
— Страшно! Страшно! Страшно!
— Кто-нибудь знает, что с нами сделали? — спросил Друж.
На мгновение в помещении сделалось тихо, первой тишину нарушила Джина.
— Мы с хозяйкой возвращались домой после прогулки, когда на меня набросился бультерьер. Больше ничего не помню. Проснулась уже здесь, хозяйки рядом нет… Мне страшно! Страшно!
Друж завыл в унисон с Джиной. Лорд молчал.
— Тебя тоже искусал бультерьер? — спросил немного погодя Друж.
— В меня стреляли. Пьяный сосед целился в хозяина, я помешал. Одна пуля попала в заднюю лапу, вторая в живот.
— Как страшно! — исступленно лаяла Джина.
— Хозяин не мог меня бросить, — сокрушался Лорд.
— А я своего хозяина потерял, — уныло ответил Друж.
От страха, от боли, от глубокой обиды и жгучей несправедливости три собаки устроили настоящий переполох.
Минуту спустя прибежала медсестра.
…Ночью в помещении царил полумрак. Рассеянный голубоватый свет исходил от двух шарообразных плафонов, неестественно звенела тишина, изредка нарушаемая то ли посапыванием, то ли похрапыванием Джины. Пуделиха угомонилась лишь к вечеру, и то после сделанного медсестрой укола. Заснула почти сразу, с тех пор не просыпалась; только лапами во сне подергивает да сопит-храпит чуть слышно.
