— Оставь, Маша, — сказал Денис Евгеньевич. — Она не успокоится. Пусть лает, пусть выдохнется и уснет.
Но Вилька не унималась. Друж не знал, куда себя деть от визгливого лая. Лай, а порой и вой (Вилька завывала, когда голос становился сиплым и перехватывало дыхание) действовали Дружу на нервы. Он заходил в гостиную, ложился под стол, прислушиваясь к голосу тойтерьера.
Если Вилька забегала в гостиную, Друж спешно ретировался на кухню. Там пил воду, хрустел кормом и обнюхивал две новые миски, стоявшие чуть поодаль от его собственных. В мисочку из нержавейки была налита вода, в стеклянной миске с нарисованным на дне забавным щенком лежал сухой корм.
Вилька затихла около полуночи. Выдохлась. Еле живая, с вытаращенными от горя глазами, она нырнула в свой домик и, свернувшись калачиком, уставилась в царившую кругом темноту.
— Утихомирилась, — шепотом сказала мужу Мария Тихоновна. — Наверное, я выйду к ней.
— Не надо, Маша.
— Жалко собаку, Денис.
— Вилька должна переболеть разлукой. Ласкай не ласкай, лучше ей сейчас не станет. Спи, Маша, там Друж. Вилька в надежных руках.
…Лежа в домике, Вилька тихо всхлипывала, по щеке катилась прозрачная слеза, собака сильно тосковала по хозяевам. Денис Евгеньевич был прав: в настоящий момент для Вильки не существовало никого на земле. Она осталась одна. Одна-одинешенька.
Ей нет дела до переговаривающихся шепотом людей за дверью, нет дела до сопевшего и прохаживающегося мимо ее домика Дружа. Вильке хотелось лежать и не шевелиться. Лежать и думать. Лежать и тосковать.
Что же произошло, пыталась понять маленькая собачонка, что могло случиться, если Тая с Антоном отдали ее другим людям? Она служила им верой и правдой, она любила их, она была готова пожертвовать ради них собственной жизнью… А они? Отдали! Бросили! Отреклись!
Как теперь жить, зачем теперь жить? Лучше умереть. Умереть прямо сейчас, чтобы не мучиться и не терзаться жестокой тоской. Тоска рвала Вильку на куски: безжалостно, кровожадно. Тоска проникала внутрь через поры и начинала уничтожать. Какая боль! Какая нестерпимая боль вступила в схватку с крохотной собакой. За что? Почему?
Вилька заскулила. Друж замер возле домика, просунул в оконце морду.
— Мы можем поговорить? — скулил он.
— Я хочу домой.
— Мы дома.
— Это ты дома, а мой дом в другом месте.
Друж лег на пол, продолжая поскуливать.
— А разве тебе плохо у нас?
— Конечно, плохо! Рядом нет Таи, нет Антона.
Друж умолк. Что ответить всхлипывающей Вильке, как ее утешить, как успокоить — он не знал. Одно Дружу было известно точно: назад Вилька уже не вернется.
