— Хорошо, уговорил. Бабушка сказала, что ты не любишь ее.
— И все?
— Нет, еще сказала, что ты стеснительный как красна девица, что такие в жизни ничего не добиваются.
— Что же, правильно.
— Да где же правильно? Какая она верующая, если людей хочет видеть дельцами!
— А может, деловыми?
— Давай спать.
— Давай поговорим.
— Ты говорил, что в твоих мучениях и заключается твоя сила, что каждый силен своим непреодолимым, что внутренняя борьба питает силой, или что-то в таком роде.
Я краснею:
— Я тогда оправдывался.
— А теперь настроение укорять себя?
— Почему-то чувствую потребность и в том и в другом.
— Ну-ну, выкручивайся!
— Больше ничего?
— Еще говорила, что я такая девушка, живая, и все такое, что могла бы найти лучшего. Черт-те что! Я так разозлилась! Я такой псих! Какое ей дело? Она даже испугалась.
Отвернулась и начала плакать, сморкаться.
— Ты хоть и разозлилась, но словам ее придала значение.
— Я знала, что ты это скажешь.
Гасим свет. Лежим в тишине. Перевалило за полночь. Где-то рядом — пугающая тьма, простор моря. Я шарю рукой, беру свой транзистор, приникаю ухом к его зеленому глазу и ищу музыку.
— Слушай… Ты как-то сказал, что взрослые редко бывают хорошими — все они ссорятся в семье…
— Думаю, что да.
— Но это же ужасно!
— Редко встречаются люди одного склада — вот почему.
— Не хочу быть взрослой…
— …а хочу быть дурой, да?
— Знаешь, мы с тобой разные!
— И с каждым годом эта разница будет усугубляться. Вначале люди видят только пол, потом человека, и — пошло самоутверждение! Да это и естественно, людям хочется следовать собственной природе, а не чужой, устаешь ведь в конце концов от самообмана.
— Ты в чем-то прав. Раньше мне нравилось все чужое, и сама хотела быть другою, родителей своих стыдилась. Теперь чувствую, как становлюсь похожей на мать, раньше заметить это было бы неприятно, но сейчас…
— Во-во!
— Ты холодный, черствый!
— А может, спокойный и трезвый?
— Нет!
— Вот видишь, ты ищешь во мне того, чего нет, а зачем? Я такой. Почему я должен быть другим?
— Таким ты мне не нравишься.
— Почему и зачем я должен кому-то нравиться?
— А зачем я тогда тебе?
— Почему ты у себя не спрашиваешь: зачем он мне?
— Слушай, давай разойдемся!
— Давай! Только отложим на завтра, ладно? Сегодня уже поздно. Я спать хочу.
— О-о, как я тебя ненавижу! Как я тебя ненавижу, если бы ты знал!
Она сидит в постели и рыдает. У меня никакого сочувствия к ней. Но дотрагиваюсь до ее волос — тонких, гибких, шелковистых. Имеют ли волосы нервы?
