Постепенно меняясь, он все дальше уходил от того, к чему привык с детства, и от родителей, которые столько для него сделали. Он стал по-другому говорить, его мысли устремлялись за пределы их представлений о мире. В доме, где все делалось только для него, он чувствовал себя все более и более одиноким. Ему казалось, что родители холят и лелеют не его самого, а свои планы и ожидания. Он ощущал себя не членом семьи, а проектом. Злая зависть сестры и груз родительских надежд порой становились настолько невыносимыми, что он не мог дышать.
На третьем году обучения у него начались проблемы с математикой. Слова подбирались сами собой, но в цифрах он логики не находил, расчеты ему не давались. По шведскому он получал высшие отметки, а математику с трудом сдавал на «удовлетворительно».
К этому времени немцы оккупировали соседние Данию и Норвегию, в Швеции объявили мобилизацию, отца призвали в армию, и расходы на учебу Акселя стали для семьи непомерным бременем. Продукты распределяли по карточкам, не хватало самых необходимых вещей. Аксель помнит бесконечные очереди, пустые полки магазинов. Холод по ночам. Отсутствие дров и влагу, которой пропитано белье. Аксель с сестрой по вечерам уходят из дому в поисках чего-нибудь, чем можно топить. Маскировка на окнах и страх, что придет Гитлер. Возбужденные голоса радиоприемника, из которого к ним подступает война.
Аксель скрыл оценки по математике, сделал так, чтобы они не попались на глаза родителям, так надеявшимся на его успехи. Выбирая профиль дальнейшей учебы, он впервые действовал на свой страх и риск. Естественно-научная линия с математикой в виде главного предмета открывала дорогу в Королевский политехнический институт. Но Аксель пошел в гуманитарно-языковой класс, тем самым навсегда свернув с выбранного родителями пути.
Ян-Эрик вернулся с санитаром. Вместе они уложили Акселя Рагнерфельдта на кровать. Он почувствовал облегчение, боль отпустила, тело вытянулось на мягком матраце. Изголовье подняли, подсунули под голову подушку и задали неизменный вопрос:
— Тебе удобно лежать?
«Нет! — хотелось ему закричать. — Нет, мне неудобно! Я хочу, чтобы вы собрали все имеющееся здесь снотворное и закачали его в мои вены и чтобы я навсегда уснул!» Но сделать этого он не мог. Мог только пошевелить мизинцем, чтобы убедить их, что все в порядке.
Ян-Эрик присел на стул для посетителей, санитар ушел.
Сын обычно приносил с собой газеты и читал ему вслух, этот визит не стал исключением. Аксель не понимал, зачем они его информируют. Кому пришло в голову, что его может интересовать мир, который он уже покинул?
