Не зажигая света, Майкл провел Кирстен в комнату и принялся ласкать возлюбленную. Пальцы Майкла были необыкновенно нежны и в то же время сильны; скользя по шелково-бархатистой коже, они знакомились с телом Кирстен, словно с новым музыкальным произведением. Медленно, настойчиво, внимательно. Кирстен от его прикосновений превратилась в единственную, бесконечно звучащую ноту. Прошло еще несколько мгновений, и Кирстен охватила блаженная слабость. Она стала податливой и влажной. Теплела и таяла под Действием исходящей от Майкла силы; постепенно границы, Разделявшие два их существа, начали размываться.
— Кирстен… — Майкл понимал, что тонет, но Кирстен не спасет его. Вновь и вновь он бормотал ее имя — последний призыв о помощи безнадежно погибающего человека.
— Люби меня, Майкл, — прошептала Кирстен, прижимаясь бедрами к его восставшей плоти. — Пожалуйста, Майкл, научи меня. Я должна узнать. Пожалуйста, Майкл, ну, пожалуйста!
Кирстен страстно желала найти наконец выход так долго и неустанно мучившему ее чувству. Майкл предпринял еще одну отчаянную попытку обратиться к своему здравому смыслу и потерпел поражение. Подхватив Кирстен на руки, он донес ее до постели и положил девушку на блестящий атлас покрывала со всей нежностью, на которую был способен. Они одновременно разделись, торопливо снимая вещь за вещью, пока между их телами не осталось никаких преград. Теперь они, плоть к плоти, приступили к тонкому ритуалу взаимного изучения, совершаемому людьми, в первый раз занимающимися любовью.
Обнаженное тело Майкла — его широкие плечи, узкие бедра, темные курчавые волосы, мягкой пушистой порослью покрывавшие грудь, — пробуждало в ней необузданную страсть, требовавшую удовлетворения. Майкл нежно положил Кирстен на спину и принялся осыпать ее дивными ласками, исторгая из возлюбленной испуганно-блаженные возгласы и вздохи истинного наслаждения.
Лежа с широко раздвинутыми ногами и раскинутыми в стороны руками, Кирстен ощущала себя порочной очаровательной распутницей. Опытные ласки Майкла пробуждали в ней чувства, о существовании которых в себе Кирстен и не подозревала. Каждый поцелуй, каждое поглаживание пробуждали в ней потребность во все новых и новых ласках, порождая ненасытность. В полной открытости перед Майклом Кирстен становилась то требовательной, то уступчивой, то норовистой, то покладистой. Вспышка страсти превратилась в бушующее пламя, полностью поглотившее плоть состоянием предвкушения, граничащим с агонией.
