Кирстен, трепеща от наслаждения, наблюдала, как Майкл, сначала ласкавший ее соски, медленно стал опускаться ниже, к животу, затем еще ниже, стремясь к четко обозначенному пятну треугольника, за вершиной которого начиналось открытое пространство, образованное раздвинутыми ногами. Когда же Майкл достиг этой вершины, у Кирстен от предвкушения закружилась голова. Как только теплый ласковый рот покрыл томящееся желанием лоно, Кирстен перестала дышать. Мгновение спустя дыхание вернулось долгим блаженным стоном с дрожью, а все тело стало подниматься и опускаться в ритм с движениями языка, глубоко погруженного в окончательно раскрывшиеся врата блаженства.
Кирстен показалось, что она уже достигла вершин экстаза, какого никогда прежде не испытывала, но она ошиблась. И это стало понятно после того, как Майкл, лаская лоно языком, довел Кирстен до исступления, а потом осторожно и очень нежно погрузился в нее.
Кирстен отдала любимому свою невинность, а Майкл нарушил священный брачный обет, и оба они поняли, что с этого момента жизнь каждого из них никогда уже не будет прежней.
Инстинкт заставил Кирстен обвить ногами бедра Майкла, чтобы его ритмичные удары достигали большей глубины. Сейчас они были одновременно союзниками и врагами, движимыми в бой первобытным голодом похоти, удовлетворение которого несло бесконечное наслаждение. Каждый боролся за право достичь вершин блаженства. Окончание было столь бурным, ощущения столь острыми, что Кирстен закричала, впервые испытав взрыв оргазма, а Майкл наконец понял, что значит умереть, и навсегда избавился от страха смерти.
Кирстен лежала в объятиях Майкла удовлетворенная и ослабевшая, с дрожащими руками и ногами. Никогда еще Кирстен не ощущала такой наполненности, даже когда ей казалось, что она прикасается к вечности, полностью погружаясь в любимую музыку.
Теперь она стала женщиной; Майкл сделал ее женщиной.
Однако блаженную удовлетворенность вскоре вытеснило какое-то новое ощущение — всепоглощающее чувство неуверенности. И вины. Вины за то, что они сделали. Она сделала. Была ли она права, допустив совершиться тому, что совершилось? То, что совсем еще недавно казалось правильным и естественным, теперь вдруг породило уйму вопросов и сомнений.
Кирстен более не девственница. Она отдалась по собственной воле, следуя зову страсти, и отдалась не приятелю, не жениху, а мужу чужой женщины. Кирстен зажала рот ладонью, чтобы не вскрикнуть. То, что Майкл был женат, раньше не представлялось ей такой проблемой. Теперь оба они пересекли запретную черту. Повернувшись в объятиях Майкла, Кирстен пристально на него посмотрела. Ей хотелось понять: причинила ли она ему боль? Принесла ли она вред человеку, едва ей знакомому, но душа которого так долго волновала ее собственную душу?
