Нам выпало стать пионерами освоения заброшенных угодий пригородного овощеводческого совхоза, загубленного дураками и бездорожьем. За нами последовали другие товарищества. Теперь, если посмотреть на Зауфимье с правого, гористого, берега реки, взгляду открываются тысячи садовых домиков, рассыпанных среди курчавых дубрав. Вдоль по левому берегу растянулись километра на два останки бывших деревенских дворов. Сады подступили к ним сзади вплотную, словно намереваясь столкнуть их в реку. Наиболее сообразительные дудкинцы, потеряв работу, продали свои усадьбы горожанам, и те хозяйствуют на них на птичьих правах.
Поперек реки с промежутками в полчаса курсирует катер, давным-давно списанный в военном ведомстве. Он с Дудкинской переправы и на зимний отстой не уходит. Городские предприятия подогревают Уфу — Уфимку — теплыми стоками, отчего даже в крещенские морозы лед на ней ненадежен. Рядом с тропой, протоптанной по льду, вздыхает, колышется вода в промоинах. Нет-нет да угодит в одну из них торопливый садовод, решивший попариться в субботу в своей баньке или забрать из садового погреба банку с заготовленным на зиму соленьем, и поминай как человека звали. Поэтому катеристам вменено в обязанность плавать по пробитой через ледяной массив дорожке, не позволяя ей замерзнуть.
Садоводы, люди теперь большей частью пожилые, стабунившись на берегу в ожидании катера, философствуют о том о сем, критикуют политику властей. Лет десять все дружно ругали Горбачева и Ельцина. Иногда разговор касался печальной участи деревни Дудкино. Слышу как сейчас надтреснутый голос дедка с орденом Отечественной войны на куртке:
— Откуда, думаете, взялось ее название? Жил, говорят, стрелец по прозвищу Дудка, деловой, видать, был мужик: выписал у царя Алексея Михайловича лицензию и держал тут перевоз. Тут как раз пролегала главная в ту пору дорога в Сибирь…
— Не у царя, а при царе Алексее, — поправил рассказчика старик, присевший на свою ношу — обернутые газетой обрезки досок. — Стал бы тебе царь выписывать лицензию! И слова-то такого в те времена не знали.
— Ладно, не у царя, так у воеводы уфимского бумагу выправил, не в этом суть. Два ли, говорю, три ли века простояла деревня имени Дудки, и нате вам — разорили…
— Помните, когда мы начинали, в деревне и магазин какой-никакой был, и школа, — вставила слово женщина, которую спутники называли Андреевной.
— Школу, я слышал, продали на слом за два миллиона рублей.
