Вооружившись лупой, я еще раз подробно изучил предмет. При ближайшем рассмотрении цвет выше кроссовки слегка отличался от фона: чернота улицы в этом месте словно светлела. Скорее всего, это был фрагмент ноги, штанина обладателя кроссовки, попавшей в кадр.
Они вернулись. Это было первым смыслом. Второй смысл заключался в том, что полиция, с согласия редакции программы «Внимание: розыск!» или без него, решила не выпускать в эфир последние кадры.
Конечно, все возможно. Конечно, кроссовка могла принадлежать кому-то еще, а не Мишелу или Рику, случайному прохожему, оказавшемуся у банкомата спустя полминуты после того, как молодые люди сделали ноги. Однако это представлялось маловероятным, учитывая поздний час и район на городской окраине. К тому же этот прохожий стал бы свидетелем происшествия. Одним из важных свидетелей, которых телеведущая и призывала обратиться в полицию.
Взвесив все «за» и «против», я понял, что критику выдерживает одно-единственное объяснение, которое я уже нашел (возня с лупой и окончательный вывод заняли в реальности не больше пары секунд). Они вернулись. Мишел и Рик вернулись, чтобы собственными глазами полюбоваться на содеянное.
Что меня действительно встревожило, так это факт сокрытия дальнейших кадров от телевизионной аудитории. Я пытался понять зачем. Может, на них Мишела или Рика (или обоих) можно опознать? Но тогда эти кадры тем более следовало выпустить в эфир!
«А что, если они не представляют никакой ценности?» — подумал я с надеждой. Нет, решил я. Они не могут быть несущественными. Возвращение преступников на место преступления само по себе уже веское основание, чтобы не вырезать эти кадры из программы.
Значит, там действительно было зафиксировано нечто такое, о чем не следовало сообщать зрителям, о чем знали только полиция и сами виновники преступления.
Где-то я читал, что полиция сознательно не публикует некоторые факты расследования, как, например, тип орудия убийства или улики на теле жертвы. Иначе какие-нибудь психи возьмут на себя ответственность за преступление или попробуют его повторить.
Впервые за прошедшие несколько недель я усомнился: а видели ли сами Мишел и Рик материал с камеры видеонаблюдения? В тот вечер, после телепрограммы «Внимание: розыск!», я рассказал о ней Мишелу, о том, что их действия отслеживала камера, но что на кадрах они практически неузнаваемы. Добавив, что пока рано пороть горячку. В последующие дни мы вообще не возвращались к этой теме. Я считал, что так будет лучше: молчать и не растравлять рану.
