— А я думаю, Клементина, — возразил Томми, — что сиделки — лучший народ на свете. Каждый больной для них только «случай». Нехорошо, что вы так несправедливы.
— Разве не так? — осведомилась Клементина, более чем обыкновенно растерзанная, стараясь одной рукой застегнуть пуговицу блузки на спине.
— Что вы можете знать об этом? Скажите мне только, я — женщина, или вы?
Томми положил вилку.
— Вы — ангел, Клементина. Эта камбала восхитительна, жалко, что больше нет.
Она взяла поднос с его колен и поставила его на край стола. Томми повернулся к сидевшему как сфинкс в кресле Квистусу и выразил свое сожаление, что не мог быть на похоронах деда.
— Вы пропустили интересную церемонию, — был ответ.
Томми засмеялся.
— Я думаю, что старик ничего мне не оставил.
Он ничего еще не слыхал о завещании.
— Боюсь, что нет, — сказал Квистус. — Вы разве надеялись?
— О, Боже, нет! — чистосердечно рассмеялся Томми.
— Тем безумнее — вы, и ужаснее старик, — перебила Клементина.
Наступило молчание. Квистус, не чувствуя желания защитить умершего родственника, ничего не возразил. Клементина, вынув из кармана юбки смятую бумагу (у нее в юбке были карманы) и пачку табаку «Мэрилэнд», свернула папиросу.
— Вы знаете, что я была у вас, и не была принята?
— Хорошо тренированные слуги, — сказал Квистус, — не смели ослушаться данного им приказания.
— Вы могли придумать что-нибудь более вежливое, — отпарировала она.
— Я с удовольствием повторю — если вы продиктуете мне формулу вежливости, — возразил Квистус.
— Боже милосердный, — воскликнула Клементина, от изумления забывая о папиросе. — Где вы научились так разговаривать?
— Положите мне немного меду на язык, и я буду так же медоточив, как те лицемеры, которые тают от любви к людям.
Их глаза встретились. Клементина сморщила физиономию и уставилась на него. Она что-то увидела в этих бледно-голубых глазах кроткого, мягкого мужчины, портрет которого она писала. Она состроила немного смутившую его гримасу и издала тот странный звук, который означал у нее смех.
— Удивляюсь, как я после всего этого вас все-таки написала.
— Конечно, вы написали его, — вознегодовал Томми, — это ваше законнейшее произведение.
— Антропологическое общество нашло его вполне удовлетворительным, — уклончиво сказал Квистус.
— Очень польщена, — поблагодарила Клементина.
Встревоженный пикировкой Томми попробовал переменить тему.
— Клементина, вы не рассказали ему о письме, которое получили из Шанхая.
— Шанхая? — повторил Квистус.
