Река Ванчуань | страница 13



Вершина страну рассекла>{43}:
Здесь, в этой долине, — солнце,
А в той — туманная мгла.
Где на ночь приют найти мне?
Нигде не видать жилья.
Спрошу-ка я дровосека
На том берегу ручья.

В горной хижине

Средины жизни я достиг и ныне
Путь истины взыскую в тишине>{44}.
У гор Чжуннань один живу в пустыне.
На склоне лет мир снизошел ко мне.
И каждый раз, почуяв вдохновенье,
Иду бродить один в глубинах гор.
Как были тщетны прежние волненья!
Бывалые заботы — жалкий вздор.
Я часто дохожу до той стремнины,
Где в вышине рождается река.
Присяду и смотрю, как из долины
Волнистые восходят облака.
Порой случайно дровосека встречу —
С ним говорю с открытою душой,
Шучу, смеюсь и даже не замечу,
Что уж пора, давно пора домой.

Проводы друга>{45}

Я вас проводил по тропинке.
Смеркалось в глубинах гор,
Когда я в плетне убогом
Калитку закрыл на затвор.
Весна возвратится снова,
Трава взойдет, как всегда.
Но вы-то, мой друг почтенный,
Вернетесь ли вновь сюда?

Смотрю с высоты на реку Ханьцзян>{46}

На южном пределе княжества Чу>{47}
«Три Сяна»>{48} в соседстве с ней.
С «Девятью рукавами» она слилась
На склоне горы Цзинмэнь>{49}.
Далеко, далеко течет она,
Дальше земли и небес.
За необъятной ширью речной
Теряются пики гор.
Выплывают из волн ее чередой
Селенья и города,
А она, извиваясь змеей, бежит
С небосклоном слиться вдали.
Так посетим же Сянъян>{50}, друзья,
В первый погожий день.
За чаркой вина, как Почтенный Шань>{51},
Полюбуемся далью речной.

ВАН ВЭЙ В ПЕРЕВОДАХ АКАД. Н. И. КОНРАДА

Гуляю у храма Сянцзисы>{52}

Не знаю, где храм Сянцзисы.
Прошел уже несколько ли, вступил на облачную вершину.
Старые деревья… Тропинки для человека нет.
Глубокие горы. Откуда-то звон колокола.
Голос ручья захлебывается на острых камнях.
Краски солнца холодеют среди зелени сосен.
Вечерний сумрак. У излучины пустынной пучины
В тихом созерцании отшельник укрощает ядовитого дракона.

В этих стихах рисуется картина, характерная для мест, где обычно располагаются уединенные буддийские обители. Дорога в гору идет через лес из старых, высоких деревьев. Тропинка совсем исчезает. По каменистому руслу бежит горная речка, и ее голос как бы захлебывается среди камней. Для усиления настроения поэт погружает все в вечерний сумрак, вводит звук отдаленного удара колокола. И вот среди всего этого — человек. У излучины реки над омутом видна одинокая, неподвижная фигура человека, сидящего в позе, которую обычно принимают при размышлении. Видимо, этот человек, возможно монах из обители, укрощает своей мыслью злого дракона — того дракона, который гнездится в пучине, а может быть, того же дракона, только таящегося в его собственной душе? Человеческая фигура сразу же придает всему пейзажу особый смысл. Картина, нарисованная стихами, оказывается законченной.