Я была настолько поражена, что только молча смотрела на него во все глаза. Потом я поднесла руку ко рту. На пальцах у меня остались следы крови.
Слезы выступили у меня на глазах, не столько от боли, сколько от шока. Питер заметил это.
— О черт! — сказал он. — Уходите лучше, пока я еще владею собой.
С этими словами он вышел из комнаты, хлопнув дверью. Постояв минуту, я надела жакет и шляпу и вышла на улицу.
Поцелуи разочаровали меня. Я ожидала совсем другого!
О, я отдала бы все на свете, чтобы иметь возможность позвонить маме и рассказать ей о том, что произошло!
Но сейчас, ночью, это было бы неразумно: во-первых, телефон в баре, а он закрыт, а во-вторых, мама стала бы пытаться убедить меня согласиться.
Только подумать, что я, Линда Снелл, отказалась выйти замуж за лорда! Это просто, как сказала бы Бесси, «умора».
Правда, лорд всего лишь Пупсик, и я слишком хорошо знаю, чего он стоит, но, с другой стороны, лорд — это все-таки лорд, и что там ни говори, а я бы стала называться «миледи»…
Как только мы сели в его машину, Пупсик достал из кармана маленькую коробочку. Внутри оказалось очаровательное кольцо с крупным сапфиром.
— О Пупсик, какая прелесть! — воскликнула я.
Пупсик остановил машину и сказал, слегка задыхаясь от волнения:
— Линда, будьте моей женой!
Я так удивилась, что не знала, что сказать, и просто сидела, держа в руках коробочку с кольцом. Я смотрела сквозь переднее стекло, стараясь понять, что со мной происходит.
Странно, но в этот момент я думала только о потоке машин, двигавшихся нам навстречу, о мелькающих огнях, о шуршании колес.
Я просто не могла вообразить Пупсика своим мужем. Замужество с ним не укладывалось у меня в голове. Это настолько неестественно, что, казалось, не имело ко мне отношения. Его предложение было нереальным, нелепым, чем-то вроде игры, например, «что бы вы сделали, если бы стали миллионером?».
Поскольку я молчала, Пупсик взял мою руку и принялся целовать ее, повторяя:
— Прошу вас, будьте моей женой, Линда! Я так люблю вас! Пожалуйста, выходите за меня замуж!
Ужасно то, что он казался мне при этом смешным и нелепым. Я почувствовала, что будь он хоть тысячу раз лорд, я не могу выйти за смешного человека.
— Не знаю, Пупсик, — сказала я. — Вы застали меня врасплох!
Сказала и сразу же засмеялась. Я походила на какую-нибудь викторианскую девицу, лепетавшую: «Ах, как это внезапно, мистер Арчибальд!»
Но Пупсику вовсе не было смешно. Он начал умолять меня. Теперь он выглядел не только смехотворным, но жалким, и все это становилось мне противно. И зачем он пристает ко мне с такими просьбами?
