Встречи и разлуки - Барбара Картленд

«Ну и дела, Линда!» — это были первые мамины слова, когда она встретила меня на вокзале.

И она права. Ей-то, положим, нечего беспокоиться, у нее все идет прекрасно, а вот мне придется самой позаботиться о себе.

Правда, нельзя сказать, что мама совсем уж за меня не переживает, по крайней мере, мне кажется, что мое будущее немножко все-таки ее тревожит. Но она слишком озабочена своей свадьбой и тем, чтобы перспектива иметь у себя на шее взрослую падчерицу не отпугнула Билла Блумфильда, ее будущего супруга. Да и можно ли ожидать, чтобы ее слишком волновала судьба дочери, которую за последние шесть лет она видела только два или три раза…

Мама сильно изменилась с тех давних пор, как я ребенком, дрожа от холода, из-за кулис наблюдала за представлением и думала, какая она у меня красавица.

Меня манил и завораживал этот волшебный закулисный мир, думаю, как и каждого ребенка. Тревога и радостное возбуждение в день премьеры и всеобщее веселье по субботам, когда большинство артистов позволяли себе пропустить рюмочку-другую.

Режиссер, правда, постоянно пребывал в таком состоянии; где бы мы ни оказывались, я не помню ни одной субботы, когда бы он не был, по выражению Альфреда, «сильно под хмельком».

Альфреду и самому иногда случалось перебрать. Однажды вечером он забыл проверить, насколько прочно рабочие укрепили трапецию, она сорвалась, и Альфред повредил себе колено.

Нам пришлось отменить все представления на месяц вперед, не мог же он с забинтованным коленом подниматься под купол цирка и, повиснув на перекладине, исполнять свой номер, партнершей в котором была моя мать.

Альфред был, в общем-то, неплохой человек, хотя, случалось, и поколачивал маму, когда ревновал ее. Как я ненавидела эти скандалы! Память о них не оставляла меня и в монастырском пансионе. И тогда я просыпалась по ночам, дрожа от страха.

И все же Альфред мне нравился. Он завораживал меня своими нафабренными усами, когда, поигрывая мускулами и расправив плечи, с видом победителя расхаживал перед публикой в красном атласном трико, расшитом золотыми звездами, сердце мое замирало от восторга.

Он был по-своему добр и часто, будучи в хорошем настроении, давал мне пенни на сладости. За все годы, что я его знала, он ни разу не ударил меня, чего не скажешь о маме.

Я думаю иногда, что бы со мной сталось, если бы я продолжала жить с ними. Тоже бы, вероятно, стала акробаткой в конце концов, хотя мама была категорически против.