Она ждала с его стороны агрессивности, которой не было. Дэвид лишь чуть коснулся ее губ, заманивая, но не настаивая ни на чем.
Всего один поцелуй, сказала она себе. Один-единственный поцелуй! Ничего страшного.
Она чуть приоткрыла рот. Язык Дэвида мгновенно проник между ее губами, ее рот наполнился его дыханием. Его язык нежно дотронулся до ее языка и замер.
Мало! Слишком мало! Линн хотелось большего, она хотела все! Ее руки начали действовать самостоятельно, обвили шею Дэвида, потом затылок, а губы жадно охватили его язык.
И тут он поцеловал ее так, как сделал это два года назад, глубоко и страстно, но по-прежнему не меняя позы. Руки Линн скользили по его плечам, по рукам, достигли ладоней, положили их на свои бедра.
Но он проявлял активность все еще только в поцелуе, своими губами погружая ее в поток чувственности. Она же хотела большего, требовала большего!
Со стоном нетерпения Линн положила руки ему на грудь, коснулась подмышек, погладила спину, прижалась к животу, ощущая его возбуждение…
От сдержанности Дэвида не осталось и следа. Поцелуй приобрел ритм, который Линн не могла да и не хотела сбить. Его руки завладели ее грудью, прижали к телу, уже готовому любить, направили к постели.
— Я ведь сказал, что отойду от двери, если ты меня поцелуешь, — пробормотал он, опускаясь с ней на кровать, прижимаясь губами поочередно то к одной, то к другой груди, потерся через ткань ее майки о почти до боли затвердевшие соски. Приподнял майку и языком коснулся их, вызвав у нее сдавленный стон. За языком последовали пальцы.
Все его прикосновения, все движения сливались для Линн в один тяжелый дурман. Тепло его кожи, ее вкус, запах вызывали одно горячее желание, поднимавшееся из самых сокровенных глубин. Пальцы Дэвида, не оставляя ни единой, даже самой интимной тайны, полностью раскрыли ее для него.
Все фантазии Акапулько наконец-то материализовались. Линн шла ему навстречу, отдавалась и с готовностью брала все, что он предлагал. Он взял ее и поднял к высотам сладострастия, о которых она и понятия не имела. Он стал ее единственной опорой в этом мире, состоявшем сейчас лишь из ощущений и страсти. Она думала, что больше не выдержит, но снова требовала еще и еще, получала, отдавала — пока не наступило пресыщение.
Линн услышала хриплый стон, вырвавшийся из его груди, одновременно испытывая внутри нескончаемую череду пожаров, погасить которые мог только Дэвид.
Он еще долго обнимал ее, целовал, нашептывал на ухо какие-то слова, наполнявшие ее глубоким покоем, и она, бесконечно довольная, прижималась к нему, ускользая в странное состояние, не в силах разобраться, наяву она или видит сон.
