— Спасибо тебе. Прощай! — буркнул старичок.
— Не на чем. До свиданья!
Старик пошёл мимо станции влево. Ермолай вправо. Зайдя за угол, он быстро обогнул дом, выглянул. Старик, засунув руки в карманы, быстро направлялся к тайге.
Выждав, когда старик останется один, Ермолай догнал его.
— Вместе? — удивился тот.
— Идите за мною! — односложно приказал Ермолай...
Когда они пришли на заставу, старик вытащил паспорт и быстро заговорил, обращаясь к Яковлеву:
— Товарищ начальник, что же это такое? За что меня задерживают? Кто дал такое право?
Ермолай вынул из корзинки старика две банки и протянул их лейтенанту.
Яковлев взял банки. Одна из них была значительно легче.
Всего из семи запаянных консервных банок было извлечено иностранной валюты на тридцать шесть тысяч рублей...
Через час по телефону позвонил комендант участка Иванов. С заставы «Чёрная падь» сообщили, что лыжня нарушителя привела от границы к разъезду. Лыжи брошены, найдена и вторая рукавичка. Судя по всему, нарушитель уехал с пятнадцатичасовым поездом...
— Он уже задержан,— перебил Яковлев,— Серов и задержал. Да, да, он опознал нарушителя в поезде. Контрабандист-валютчик. Под старичка замаскировался...
Ермолай Серов, Мефодий Лифанов и Никифор Кныш лежали на берегу Уссури в зарослях ивняка.
Утро наступило тихое, над рекой медленно поднимался туман. С безымянного острова доносился шум драки, затеянной голубыми сороками; стремительно носились стрижи, оглашая воздух дружным пронзительным визгом, где-то плескался сазан.
Заросли хорошо скрывали трёх пограничников, а им с обрыва были видны и берег, и река от начала излучины до мыса, за который спускалась побледневшая луна.
В голубоватом свете отчётливо выделялись узкие листья ивы и стебли осоки. Звенели комары. Зелёные фуражки и чёрные голенища сапог превратились в серые от комариных крыльев. Шея, уши, лицо и руки покраснели и покрылись волдырями. В такое время таёжные жители не выходят из домов без дымокура или густой сетки, одетой на голову. Как ни скверно бывает мокнуть под дождём, но Серов и его товарищи мечтали о дожде. Только ветер или ливень могли бы согнать комариные полчища. Но деревья были недвижимы, а чистое июньское небо не обещало ни капли влаги.
Ермолай задумался, как вдруг Кныш резко дёрнул его за рукав и кивком головы показал на берег. Серов глянул и обомлел. На берегу стоял огромный тигр. Он мягко соскользнул, словно съехал с обрыва, подошёл к воде и, по-кошачьи подобрав лапы, стал жадно лакать. На боках зверя виднелись тёмные пятна крови, и Серов догадался о причине рёва, который был слышен часа три тому назад. Повидимому, хищнику, вышедшему на ночную охоту, попался старый кабан, храбро вступивший в неравную схватку и разодравший клыками шкуру могучего противника. Зализав раны и насытившись, тигр захотел пить. Острая жажда привела его к Уссури, хотя обычно тигры ходили на водопой к дальней протоке.
