Анна Семеновна Херувимова, прикорнувшая на заднем сиденьи и затертая в самый угол огромным, неприглядного вида детиной в белом шарфе навыпуск, приподнялась со своего насеста и неожиданно звонким пионерским голосом крикнула: «Гоните прочь этого старого жида! Сколько крови попортили!»
Вслед за ней поднялся и Антон Васильевич Персиков, 43-летний инженер без стажа. Поднялся со скрипом, с приставной скамеечки, чуть не доставая рано поседевшей головой до потолка.
«Ах ты мудак!»-горько сказал он, и тяжелой дланью толкнул навязчивого старика в заштопанное плечо. Дедушка не удержался на ногах и тяжело навалился на Виктора Перегудова, к рассказу впрочем, отношения не имеющего.
«Позвольте мне объяснить»-одними губами прошелестел дедушка, нервной рукой пытаясь достать из кармана грорку мелочи.
«А не хер мне тут! — шофер взвился словно пожарный гидрант, — Обосрался так уж стой! Ты мне тут дерьмагогию не разводи! Кому сказано — иди на!»
Рувим Мандельштам, председатель фонда украинской народной песни, услужливо приподнялся со своего кресла и хитро зыркнув по сторонам пристрелянным взглядом, подтолкнул дедушку к открытой настежь двери.
«Иди, божий человек, иди! — тихонько пропел он фальцетом. — Нет тебе места среди живых. Иди себе, ступай».
Старичок попятился, елозя губами по пересохшему рту, закатил глаза и задом, по бабьи как-то принялся спускаться по коротким ступенькам на улицу. В этот момент, водитель, не выдержавший напряженно-свистящего воздуха за окном, выругался чудовищно, рванул на себя рычаг и ногой в грязном тяжелом ботинке ударил о педаль газа. Ладно понесся вперед маленький автобус, дедушка, отчаянно цепляясь руками за пустоту, словно катышек бумаги из трубки-плевалки вылетел на проезжую часть, перевернулся трижды, рассекая лбом непотревоженность города, пискнул и затих грудой ветоши.
— Закрой дверь, пацан, — обратилась к Юре Игнатьеву доселе молчавшая Петровна. — Как бы не расшибиться…
Жестоко изуродованный временем «Жигуленок» остановился, скрипя всем своим угасающим телом как-раз в тот момент, когда Юра уж совсем было отчаялся поймать такси. Наклонившись и приоткрыв дверь, он встретил вопрошающе-заинтересованный взгляд водителя-пожилого благообразного мужчины с бородкой клинишком. На голове у водителя творилось невесть что, впрочем, это совершенно не важно.
— Лермонтова, пять рублей. — без запинки произнес Юра, ставшую уже почти ритуальной фразу.
— Шесть! — жадно блестнув глазом, рыкнул водитель. На губах его выступила пена, недостаточно для того, чтобы заметить ее, но вполне достаточно для того, чтобы задуматься. Факт этот сам по себе незначительный, весьма сложен для восприятия, а посему говорить о нем не следует.
