Вместо ярких полотен подсунула кинокартинки!
А над площадью Ангел уже расправляет крыла,
И Балтийское море мои примеряет ботинки.
* * *
Враги сожгли родную хату
М. Исаковский
Замечтались… Раз, два и готово –
Перешли нас нахлебники вброд
И жуют наше русское слово,
Превращая в поток нечистот.
И удравшие – глянь! – приползают,
Словно полчища саранчи.
Я их помню – со злыми глазами –
И люблю их, да так, хоть кричи.
И кричу! Что ещё остаётся,
В пику сверхтолерантной шпане…
(Этот стон у нас песней зовётся.)
Эй, борцы с экстремизмом, ко мне!
Вы сожгли мою русскую хату!
А мигранты нам разве враги?
Мы заставим их жить на зарплату,
Чтобы впредь неповадно другим!
Им, беднягам, несладко живётся
На руинах Великой страны…
Знаю – слово моё отзовётся,
Мне навесят вину без вины.
Я иду, заливаясь слезами,
Всеотзывчивость нашу кляня…
А навстречу – со злыми глазами…
Боже, как они любят меня!
ПОЛНОЛУНИЕ
Свет лампы портьерами выпит.
Сгущается синяя жуть.
Сегодня – не мой выход.
И всё-таки я выхожу.
По клавишам стёртых ступеней,
По тучам, по звёздам – туда,
Где слышится тихое пенье…
Сейчас или никогда!
К чертям все слова проходные:
И дочь, и сестра, и жена.
Плевать, что мужчины земные
Тебя называют – Луна.
Простим их – убогих и сирых,
Расхитивших земли отцов…
Лишь женщины града и мира
Твоё повторяют лицо.
Ты кровь поднимаешь по венам,
Склонившись над ними во сне.
Они из телесного плена
Восходят к тебе в тишине.
Уходят всё выше и выше,
И нет в них ни капли вины.
Я знаю – они тебя слышат!
И вот уж – совсем не видны…
СТЕПНОЕ
Когда лязгнет металл о металл
и Вселенная вскрикнет от боли,
Когда в трещинах чёрных такыров,
словно кровь, запечётся вода, –
Берега прибалхашских озёр
заискрятся кристаллами соли,
И затмит ослабевшее солнце
ледяная дневная звезда.
И послышится топот коней,
и запахнет овчиной прогорклой,
И гортанная речь заклокочет,
и в степи разгорятся костры,
И проснёшься в холодном поту на кушетке
под книжною полкой,
И поймёшь, что твои сновиденья –
осязаемы и остры.
О, как прав был строптивый поэт,
Кузнецов Юрий, свет, Поликарпыч,
Говоря мне: "На памяти пишешь…"
(или был он с похмелья не прав?),
Хоть губу до крови закуси –
никуда от себя не ускачешь,
Если разум твой крепко настоян
на взыскующей памяти трав.
От ковыльных кипчакских степей
до Последнего самого моря,
От резных минаретов Хорезма
