По толпе проходит гул. Двери школы открываются, и выходят сотрудники «скорой помощи» с покрытыми простыней носилками в руках. Они направляются к машине, толпа за ними смыкается. Все вытягивают шеи, стараясь разглядеть, что происходит. Сотрудники «скорой помощи» поднимают носилки в машину и закрывают двери. Садятся в кабину. Резко взвывает сирена.
«Наверно, чтобы народ вокруг машины разошелся», — думает Ребекка. Вряд ли есть необходимость торопиться с доставкой тела.
— Это он, — слышится запыхавшийся голос.
Ида Хольмстрем с Юлией и Фелисией, вечно следующими за ней хвостом. Ни дать ни взять — Билли, Вилли и Дилли.[3]
— Это Элиас Мальмгрен, — продолжает Ида.
— Откуда ты знаешь? — спрашивает Густав.
— Мы слышали, как учителя между собой разговаривали, — говорит Юлия.
Ида посылает ей убийственный взгляд, явно задетая тем, что ее перебили. Сейчас ее выход. Она рассказывает, не сводя с Густава больших по-собачьи преданных глаз.
— Ужасно, правда?
До того как Ребекка стала девушкой Густава, Ида не замечала ее, будто она была сделана из воздуха. А на следующий день после выпускного сразу позвонила и позвала купаться на озеро Дамшён. Как будто они сто лет были друзьями. Несмотря на абсурдность ситуации, Ребекка не смогла отказаться. Она смертельно боится Иды.
— Я не понимаю, как можно вот так — взять и покончить жизнь самоубийством, — говорит Фелисия.
Ида кивает.
— Это эгоистично. Хоть бы о родителях подумал.
— Ему, наверное, было плохо, — робко замечает Ребекка, и ей тут же становится стыдно за свою робость.
— Понятно, у него была депрессия, — говорит Ида, — но у всех есть проблемы. Что ж, теперь идти и вешаться из-за этого? Если бы все так себя жалели, на земле скоро не осталось бы людей.
— Я думаю, он гей, — решает Фелисия.
— Да, я читала, геи часто кончают жизнь самоубийством, — вставляет Юлия.
— Его чмырили, — резко отвечает Густав.
Ида ловит взгляд Густава и улыбается самой обаятельной из своих улыбок.
— Я знаю, Гу.
Ребекку чуть не стошнило. Гу — это ласковое прозвище, которое Ида придумала Густаву. Никто больше его так не называет.
— Но ведь Элиаса никто не заставлял краситься и носить такую одежду, — заявляет Ида.
Юлия и Фелисия поддакивают, и Ида продолжает, вдохновленная их поддержкой:
— В смысле, если ему казалось, что все так ужасно, он мог бы подстроиться и стать более нормальным. Я не говорю, что он виноват в этой травле, но он ничего не сделал, чтобы ее избежать.
Ребекка не сводит с бессовестной Иды широко раскрытых глаз. Ида смотрит на Густава, и по ее лицу видно, что она чего-то ждет.
