«Был коридорчик; заспанный человек с пятном на щеке — пятно это мне показалось ужасным… Я вошел, — еще жутче мне стало… мучительно мне было, что комнатка эта была именно квадратная…
— Да что это за глупость, — сказал я себе. — Чего тоскую, чего боюсь?
— Меня, — неслышно отвечал голос смерти. — Я тут.
…Только улегся, вдруг вскочил от ужаса. И тоска, и тоска… как бывает перед рвотой, только духовная. Жутко, страшно… Все тот же ужас, — красный, белый, квадратный. Рвется что-то и не разрывается. Мучительно, и мучительно сухо и злобно…»
Перепечатывая отрывок, Кузя чувствовал, как вдоль позвоночника рассыпается озноб. Переживания автора, знакомые каждому индивиду в состоянии делирия, волновали его необычайно. (Интересно, по Кузиному мнению, то, что сын Сергей Львович связывал состояние отца в момент «арзамасского ужаса» с болезнью печени.)
— О, как я угадал! — восклицал Академик мысленно, вскакивал и бегал по комнате, крепко чеша свою бедовую голову. Гениальный Толстой сумел описать неописуемое. Да, да, именно страшно, сухо и злобно, так жутко, что хоть из окна прыгай…
Как это ни чудовищно, но в высшей степени сомнительная и даже дикая в своей лживости книга Владимира Кузнецова «Лев Толстой как зеркало русского пьянства, или Арзамасский ужас» объемом тысяча двести страниц со временем вышла в крупном московском издательстве и имела невероятную по широте и восторгу прессу. Единственным трезвым рецензентом был полупомешанный на алкогольной почве Арсений Львович Войцеховский.
С уходом Кястаса больница осталась без руководства. Поэтому, когда Платон Касторский однажды утром проснулся вдруг совершенно здоровым (что можно метафизически связать со смертью Гниды Попкова) и на такси, поскольку мобильный Варелика оказался недоступен, приехал на работу, он нашел запертый кабинет. Не обращая внимания на растерянное блеяние секретарши, распорядился: «Найдите мне июньские посевы по четвертому отделению!» — и открыл дверь своим ключом.
И вот, перебирая пожелтевшие листочки, он натыкается на фамилию ЧИБИСОВ. Пробегает глазами описание посева: вибрион холеры Бенгал, так, в поле зрения… все правильно. Он внимательно изучает листок и видит направление лечебного учреждения — инфекционное отделение Городской клинической больницы имени С.П.Боткина. Чибисов из «Боткинской». А вовсе не Чибис из «Майбороды». Чибис ведь он, а не Чибисов! — подсказывает Касторскому освеженная долгим сном разума память. Ошибочка вышла. Подпоручик, будем говорить, Киже!
