— Не-а, — отвечает молодуха, — не продаю!
— Ну, так так дай!
— Дать — не устать, да было бы что!
— А у тебя быдто и дать нечего?
— Иди, иди, дуралей! Я таких, как ты, сама…
— Хозяин, почем туточка дрова?
— Дрова не трава! Как попало не растуть! Гривна за бревно, милый!
— Гривна?! Да я за такие деньги во Пскове целу рощу покупал!
— Ну и ступай себе во Псков! Чего тут шляешься!
— Тпру, тпру, проклятая! Стой же ты!
— И куда ж ты на людей-то прешь, гад?! Вот дать тебе по зубам!
— Солдат, а солдат, я что спросить у тебя хочу… Скажешь?
— Ну, спрашивай, коли приспичило.
— А чего ты, солдат, генералом-то не вышел, а?
— Пошел ты в…у! Там все енералы, и ты, гляди, станешь! Вот пристал, господи прости!
— Да ты не серчай, браток. Ты сапоги торгуешь? Давай я у тебя их куплю! Почем продаешь? А где это, солдат, тебя так стебануло? Да что ты из рук рвешь? Что? Украду твои говенны сапоги, что ли?
Высокий парень с пышными усами пляшет в кругу, приговаривает:
Эхма, эхма! Приходи ко мне, кума!
Приходи-ходи, кума, разговляйся,
Хоть не любишь ты меня, заголяйся!
"Эхма! Эхма!" — глухо стонет земля ему в ответ.
А тот все орет:
— Душу я в тебе вижу! Душу — вот что! — потому и покупаю. Да не дери ты, ирод, сапог, мать твою так!..
Но солдат уже отошел.
А в небе безмятежные облака толкутся. Движутся. Тают.
А на Софийской стороне города во всех церквах звоны, звоны, звоны.
Красным звоном залились, зазвонились колокола. Говорят, сам царь прибыл. На богослуженье присутствовать будет!
И базар сразу поутих, растаял.
Царь! Царь! Царь! Когда его еще узришь? Надо поспешать! Все улицы новгородские всполошилися: Бордова и Кончанская, Холопья и Запольская, Щитная и Малая Лубенка, Янёва и Рогатица…
А трезвон все пуще, радостнее и на все голоса.
Пономари стараются из последних сил, раззвонились на славу.
Богоданный государь, царь и великий князь, всея Руси, самодержец и монарх изволил припожаловать на новгородское богослуженье. Купцы жребий меж собой бросили, кому везти на себе их императорское величество. Пробовали везти заместо лошадей царскую карету, только не хотел этого царь, отогнал…
Но зашевелились по городу люди — духовные и мирские, служилые и приказные. Все вовлечены в царский приезд — послушники, монахи, попы, протопопы и протопопицы. Каждому поглядеть хочется. Тут и воевода, и жена его. Тут купцы и купчихи. И чернь.
А его царское величество у обедни уж стоит в Софийском соборе. На уготованном месте. Служба идет торжественно, медленно. Синий ароматный дым стелется по церкви, серебряно кадильница позвякивает.
