Кто начинал и где, думать мне уже не хотелось, я чувствовала себя на правильном пути, и хотела в дальнейшем действовать так, чтобы не доверять и не подставляться никому на этом свете. А науке выстраивать структуру и руководить ею я еще обучусь, думала я, стоя перед зеркалом и собираясь на встречу с моим будущим директором. Кстати, в нотариально оформленном назначении Бориса Аркадьевича было отдельно указано, что директор «Терамитема» не имеет права продавать и предоставлять в качестве залога арендуемую фирмой недвижимость. Эта оговорка была воспринята Борисом Аркадьевичем вполне дружелюбно и без обид: всякого насмотрелся он за свои семьдесят лет. Я, впрочем, настаивала бы на этом параграфе, даже если бы Борис Аркадьевич обиделся. Вплоть до отмены всего нашего соглашения. Если ты уже решила что–то для себя, понимала я, следуй выбранной линии без колебаний. Иначе «золотой код» никогда не раскроется тебе.
В этот день я решила лечь спать пораньше, поскольку предыдущая ночь и последовавший за ней хлопотный день вызвали сильную головную боль под вечер. Почистив зубы и приняв таблетку аспирина, я раздумывала, проверять или нет электронную почту, когда в дверь моей спальни постучались, и я услышала Машин голос:
— Можно к тебе?
— Если я скажу, что нельзя, ты уберешься? — процедила я.
— Ты хочешь, чтобы я вообще убралась из твоей квартиры? — Маша уже стояла в комнате. Она только что вернулась и еще не успела переодеться, видимо, спешила поговорить со мной.
— Ты решила испытать мое великодушие? — похоже, мы изъяснялись только вопросительными фразами.
— Я была дурой, — сказала Маша, — я виновата перед тобой. Прости, если можешь.
— Считай, ты получила индульгенцию, — сказала я. — Теперь выметайся и закрой за собой дверь.
— Хорошо, — кивнула Маша, — только вещи соберу.
— Могу одолжить чемодан, — сказала я и вдруг поняла, что совершаю ошибку. Все–таки именно Машка четыре года назад, не задумываясь, взяла на себя уголовную статью, которая грозила мне. Тогда она не могла просчитать, что можно будет потом отвертеться, просто сказала, что наркотик в моей сумочке принадлежит ей.
— Спасибо, — сказала Маша, — я верну чемодан, как только устроюсь.
— Сядь в кресло, — сказала я, кивнув ей на вращающееся кресло перед письменным столом. — У меня голова раскалывается, хочу разговаривать лежа.
С этими словами я откинула одеяло и устроилась на своей кровати, положив две подушки под голову. Вообще–то я сплю всегда на одной, а под вторую засовываю руку. Маша уселась в кресло и развернулась ко мне лицом. Ее круглые коленки были сомкнуты, как у пай-девочки.
