Ельцын в Аду | страница 37
- Похоже на библейских пророков...
- Я – не пророк, я – рок! «Почему являюсь я роком. Я знаю свой жребий. Некогда с моим именем будет связываться воспоминание о чем-то огромном, - о кризисе, какого никогда не было на земле, о самой глубокой коллизии совести, о решении, предпринятом против всего, во что до сих пор верили, чего требовали, что считали священным. Я не человек, я динамит. И при всем том во мне нет ничего общего с основателем религии – всякая религия есть дело черни, я должен мыть руки после каждого соприкосновения с религиозными людьми.
...Я не хочу «верующих», я полагаю, я слишком злобен, чтобы верить в самого себя, я никогда не говорю к массам... Я ужасно боюсь, чтобы меня не объявили когда-нибудь святым...
Может быть, я есть паяц... И несмотря на это, или скорее, несмотря на это – говорит во мне истина. - Но моя истина ужасна...»
- У нас про таких поговорка есть: «Шибко умный», - съязвил ЕБН. Подколка шкуру Ницше не проткнула: он ничего не знал про чукчу и связанные с этой эпической фигурой пласты российского народного творчества. Издевку Фридрих воспринял как похвалу и на полном серьезе стал развивать тему.
- Я не просто очень умен, я – мудр! «Почему я так мудр... Счастье моего существования, его отличительная черта лежит, быть может, в его судьбе... У меня более тонкое, чем у кого другого, чувство восходящей и нисходящей эволюции; в этой области я учитель par excellence, - я знаю ту и другую, я воплощаю ту и другую... Мне не нужно устремление, а только простое выжидание, чтобы невольно вступить в мир высоких и тонких вещей: я там дома, моя самая сокровенная страсть становится там впервые свободной. То, что я заплатил за это преимущество почти ценою жизни, не есть, конечно, несправедливая сделка. - Чтобы только что-нибудь понять в моем Заратустре, надо, быть может, находиться в тех условиях, как я, - одной ногой стоять по ту сторону жизни...»
- Кто такой Заратустра? - опрометчиво спросил ЕБН. Лучше бы он этого не делал! И без того безумные глаза пришельца загорелись адским огнем, и на бедного, ничего не понимающего экс-гаранта обрушился словесный водопад-панегирик ницшеанскому талмуду «Так говорил Заратустра»:
- «Среди моих сочинений мой Заратустра занимает особое место. Им сделал я человечеству величайший дар... Эта книга с голосом, звучащим над тысячелетиями, есть не только самая высокая книга, которая когда-либо существовала, настоящая книга горного воздуха – сам факт человека лежит в чудовищной дали ниже ее – она также книга самая глубокая, рожденная из самых сокровенных недр истины, неисчерпаемый колодец, откуда всякое погрузившееся ведро возвращается на поверхность полным золота и добра. Здесь говорит не «пророк», не одно из тех ужасных двойственных существ из болезни и воли к власти, которые зовутся основателями религий...