Володя не ответил Леньке. Он осторожно подошел к покупательницам и принюхался. Нет, этот запах мог принадлежать только мужскому одеколону, и от женщин им не пахло. Когда они отошли от прилавка, Володя, набравшись смелости, спросил у продавщицы, хмурой и неприветливой с виду:
— Простите, до этих покупательниц вы кого обслуживали? Кто заходил в магазин?
Продавщица посмотрела на Володю, как на полоумного:
— А тебе-то что?
Он смутился, не ожидая такой реакции на простой вопрос.
— Да понимаете, — залепетал он, — запах одеколона тут…
— Что за запах? Чего ты мелешь? Не мешай работать! И без ваших одеколонов башка весь день трещит!
Но Володя был настойчив:
— Нет, вы мне, пожалуйста, скажите — кто был у вас до этих женщин? Он пользуется одеколоном, который я давно себе хочу купить. Ну что вам стоит сказать, кто здесь был?
Володя умоляюще и даже как-то униженно посмотрел на сердитую продавщицу, и та смягчилась.
— Да кто-кто, мужик какой-то заходил… — последовал ответ.
— А кто он, этот мужик? Вы его знаете, он здешний?
— А я в рабочее время на мужчин не смотрю, — с достоинством сказала продавщица. — Продала ему товар, сосисек, сдачи отсчитала, он и ушел. Вот и весь сказ. А одеколоном мне здесь не пахнет — слышишь, как копченой селедкой воняет?
— Значит, вы не разглядели этого мужчину? — допытывался Володя, и настроение женщины круто изменилось к худшему.
— Слушай, а мотай ты отсюда со своими мужиками и одеколонами! Вишь, допросы мне тут будет устраивать!
Кошмарик не мог снести такого хамства и решил по-своему защитить честь друга. Он скривил губы и процедил:
— Ну ты, чува старая! Глохни, не то в осадок выпадешь сичас!
Нет, зря Кошмарик это сказал — женщина вначале разинула от изумления рот, а потом, откинув крышку прилавка, бросилась на наглого алисомана со шваброй. Каким бы юрким ни был Кошмарик, обида превратила толстую и неповоротливую в обычном состоянии женщину в ловкую и стремительную пантеру, и Ленька не смог увернуться от сильного удара палкой по спине. Обтянутая кожей спина издала громкий чавкающий звук, и Ленька в два прыжка оказался за дверью магазина. Володе тоже попало бы, не увернись он от удара. О покупках теперь и речи быть не могло, не говоря уж о продолжении расспросов о надушенном мужике.
На улице Кошмарик долго тер спину, скорчив гримасу боли и обиды. На Володю он был зол не меньше, чем на продавщицу:
— И какого лешего ты пустился с ней базары-вокзалы разводить? Зачем тебе мужик с одеколоном понадобился? Крыша, что ль, поехала?
