— Княжич, нам пора! Мы утомили разговорами князя!
Тот неохотно поднялся, попрощался.
— Выздоравливай, князь! И пусть боги берегут тебя и твою семью! — А когда вышли из хаты, спросил Кия: — Ну, что скажешь?
— Совсем ослабел князь Добромир за эти дни…
— Я не о том. Князю — кукушка откуковала годы. Это каждому видно… Я про княжну — какая красавица! А?
— Конечно, красавица, — согласился Кий и вдруг почувствовал в сердце глухую тревожно щемящую боль. — Хорошая девушка!
Ему не хотелось говорить, и они шли молча.
Был ясный вечер, и солнце еще не село за лес. А Киевых глазах померкло, будто перед бурей, солнце поблекло и все вокруг стало каким-то серым, не интересным. Он корил себя. Почему молчит? Надо сказать княжичу, что он раньше заметил красоту девушки. Надо сказать, что то он с братьями спас ее от смерти или гуннской неволи, привез сюда, на Каменный Остров и предоставил убежище. Что девушка с первого взгляда понравилась ему, а она тоже заприметила его.
Но Кий молчал. Что сказать? Какое он имеет право на Цветанку? Что с того, что он спас ее и ее семейство? Разве на его месте этого не сделал бы первый попавшийся полянский воин? Ну хотя бы тот же Черный Вепрь? Бесспорно, сделал бы. Тогда почему же он считает, что отроковица-княжна должна принадлежать ему? Он спрашивал ее? Узнавал о ее чувстве? Заручился ее согласием?
Конечно, было бы неумно и жестоко сейчас, когда умирает ее отец, говорить с ней об этом. Поэтому и молчал.
А Черный Вепрь? Будет ли молчать он? Кажется, он не считается ни с чем!
* * *
На другой день, под вечер, в княжескую хижину забежала Лыбедь — в новой вышитой рубашке, со связкой красных бус на шее и золотыми пружинистыми кольцами на висках. Хорошая, радостная, улыбающаяся… Вместе с ней сквозь приоткрытые двери влетела песня:
А вже ж тего та Купайла ми діждалися,
а вже ж дши у віночки, ой, дід-ладо,
ой, дід-ладо, увібралися!
Цветанкина рука с кружкой воды для отца застыла в воздухе.
— Ой, Лыбедько, что это?
— Ты забыла — сегодня же святой Купала!.. Парни и девушки идут на Рось, в лес… На игрища!.. Пойдем с нами, Цветанка! И ты, Боривой! — защебетала радостно девушка.
Цветанка грустно глянула на исхудавшее отчее лицо. Взглядом показала на него:
— Как же я пойду?
Но князь, что, казалось, дремал, вдруг раскрыл глаза.
— Идите, дети! Идите! — сказал тихо.
— Отче, а ты? — кинулась Цветанка и поднесла ему кружечку с водою. — Как же мы тебя оставим?
— А чего вам около меня все время быть?… Мне стало лучше, ничего уже не болит, даже в груди перестало печь… Матушка посмотрит за мной… Идите!
