Не все ли равно, какой дорогой он пойдет, если в конце достигнет цели!
* * *
Гай вылетел из кладовой, нагнал Мевию в перистиле. Она уже переоделась, теперь от нее пахло духами и все же — немного — потом.
— Мевия, я согласен! — выкрикнул он гладиаторше в спину.
Она обернулась, взглянула на него с изумлением.
— На что?
— Поедем вместе в провинцию… будем гладиаторами. Будем сражаться и побеждать.
Несколько мгновений она смотрела на него непонимающе, потом расхохоталась.
— А ты смельчак!
— Мы увидим весь мир — до самых пределов Океана! Мы поедем в Египет, узрим пирамиды и удивительные колоссы Мемфиса!
Она подошла к нему, провела ладонью по щеке.
— Гай, мой мальчик, без твоего отца нам нечего делать на арене. А он никуда не поедет.
— Я…
— Не поедет! — мотнула головой Мевия. — Осторий — смелый человек, но не настолько, чтобы совершить по-настоящему безумный поступок. Прощай, до вечера…
Она наклонилась и поцеловала его в щеку: Мевия была выше него на полголовы.
* * *
Как оплеванный, Гай поплелся в кабинет отца. Осторий Старший был занят важным делом — пересчитывал монеты.
— Завтра Мевия выходит на арену, — сообщил Осторий, запирая часть монет в окованный медью сундук, а другие ссыпая в кошелек. — Сегодня по обычаю у гладиаторов угощение. Мевия нас приглашает. Хочешь новую тогу? Или новую тунику? Или греческий плащ? Что сейчас в моде — выбирай. Я щедр, когда монеты звенят в кошельке. Лишь тем, чего нет, не умею делиться.
— Кто-нибудь знает, что ты ее тренировал? — спросил Гай, садясь на скамью.
Он только сейчас заметил, что держит в руках боевой меч в ножнах.
— Нет, надеюсь. Я умею молчать, в отличие от тебя. Кстати, меч не стоит брать с собой вечером. Лучше — кривой фракийский кинжал.
— Я умею молчать, — сказал Гай потерянно.
— Нет, не умеешь. Мысли надо прятать, как прячут деньги в кошельке, чтобы не украли.
Отец не мог никак простить Гаю, что тот однажды в присутствии глупого увальня Марка назвал Домициана придурком.
— Домициан очень умный человек, — строго сказал Осторий.
Потом отец увел Гая в маленький таблиний, переделанный из бывшей спальни взамен отданного торговцу маслом, внимательно посмотрел, нет ли кого за дверью или в перистиле, и строго сказал:
— Возможно, сегодня ты подписал нам смертный приговор одной фразой.
— Но ведь я… но ведь твой приятель, тот, что сочиняет стихи, сам принцепса так называет.
— Мой друг не умеет молчать. А ты учись.
— Но я…
— Молчать! — оборвал его отец. — Если очень хочется сказать, все равно молчи. В наше время даже безобидная шутка может привести человека в лапы палача. Не удивлюсь, если завтра в нашу дверь постучит центурион и потребует, чтобы мы с тобой вечерком после обеда вскрыли вены. Дом наш отойдет императору, невелико приобретение для казны, но все равно обидно.
