- Я… я… я ничего о вас не знаю.
- Черт возьми, ты не знаешь обо мне ни хрена. Я боролась и страдала с самого рождения из-за цвета моей кожи. На тебя смотрят свысока заносчивые белые сучки вроде тебя, за тобой следят охранники универмагов, тебя игнорируют при повышении, тебя игнорируют все хорошие черные мужчины, которые охотнее гоняются за белой киской!
Я хотела указать на очевидный факт, что она была явно лесбиянкой, и спросить ее, какая разница, поскольку она все равно больше не интересовалась мужчинами. Я хотела сказать ей, что ни один мужчина не был обещан ни одной женщине. Что это не было похоже на то, что она подала свое заявление и была проигнорирована в пользу менее квалифицированного белого заявителя, как своего рода обратное положительное действие. Все мужчины пытаются кого-то подцепить, независимо от расы. Вместо этого я молчала.
- Убирайся нахуй обратно во двор. Прочь с глаз моих, тупая сука!
Она встала и начала бить меня по ребрам и рукам, а потом пнула каблуком мне в задницу, когда я выбралась из двери в свою маленькую хижину на заднем дворе. Я не устала физически, но мысленно чувствовала себя так, словно только что пробежала марафон с пятидесятифунтовым[31] рюкзаком. Я была так растеряна, так раздражена, рассержена, расстроена, взволнована, возбуждена и потеряна, и полностью брошенa на произвол судьбы. Весь мой мир был отнят у меня. Земля ушла у меня из-под ног, и я плыла в космосе с Кеньяттой в качестве единственного якоря на земле, но его здесь не было, а сучка, которая была его женой - была. Я знала, что Кеньятта все исправит, когда вернется домой. Он должен был это сделать, потому что я не знала, как долго смогу еще выдержать это дерьмо.
Ночь была прохладной и сырой. Туман сгустился и поглотил звезды. Темнота была абсолютной. На мгновение я запаниковала, представив себя снова в ящике, в сыром, влажном подвале, но холодный ветерок, пробивающийся сквозь щели в шаткой лачуге, которую я теперь называла домом, напомнил мне, где я нахожусь. Дрожа, я натянула на себя шершавое шерстяное одеяло. Вся такая жалкая. Интересно, когда вернется Кеньятта, придет ли он в хижину или проведет вечер с Анжелой. Быть его рабыней было одно, но сидеть в старом сарае для инструментов, дрожа в темноте на своем соломенном ложе, пока он трахает свою бывшую жену на простынях, которые я помогала ему выбирать, было уже слишком.
Вокруг раздавались брачные звуки цикад, в темноте пел хор влюбленных насекомых. Свет от домов по обе стороны двора излучал слабое свечение, создавая зловещие тени, которые мерцали на лужайке, заборе и стенах сарая. Я наблюдала за ними, ожидая в любой момент, что одна из теней окажется Кеньяттой, который придет, чтобы спасти меня от этого страдания, возьмет меня на руки, отнесет наверх, в свою кровать. Но был также страх, что незнакомец может воспользоваться моей беспомощностью. Сосед, который видел меня, зайдет во двор. Грабитель решит ограбить дом. Какой-то случайный извращенец, проходящий мимо.
