- Мы с Кеньяттой расстались не из-за тебя. Во всяком случае, не только из-за тебя. Мы расстались потому, что после бесчисленных оргий с десятками разных женщин, я поняла, что предпочитаю женщин ему. Я поняла, что я не бисексуалка. Я была лесбиянкой.
Я была потрясена. Кеньятта знал? Какое это, черт возьми, имеет отношение к угнетению чернокожих?
- Я уверена, что такого рода вещи происходили все время во времена рабства. Лесбиянка должна была быть осторожной в те времена. Она не могла просто пойти в местный бар и подцепить телку, но здесь были эти прекрасные беспомощные рабы, которые должны были делать все, что она скажет. Думаешь, они этим не пользовались? И геи тоже.
Конечно, это имело смысл, но я знала, что она просто рационализировала свою собственную ситуацию, сложившуюся между Кеньяттой и мной, а теперь и всеми тремя. Дерьмо только что стало намного сложнее.
- Что я скажу Кеньятте?
Анжела пожала плечами.
- Говори ему все, что хочешь. Мне все равно, что думает этот ниггер.
Она рассмеялась, увидев мое потрясенное лицо.
- О, это слово тебя оскорбляет? Ниггер? Ты что, никогда этого не говорила?
Я покачала головой.
- Чушь собачья, - сказала она. - А если ты этого не произносила, то, черт возьми, ты так думала. Разница в том, что мне можно это сказать. Тебе - нет. Мне все равно, через что Кеньятта тебя заставит пройти, ты никогда не опустишься настолько, чтобы произнести это слово. Ты никогда не заработаешь право использовать его. Потому что в любое время ты можешь просто сказать «нахуй это» и вернуться в свой маленький привилегированный мир “белых лилий”. Ничто из этого дерьма не реально. Ты просто притворяешься. Видишь, мы не выбирали это дерьмо, как ты. Никто не давал нам выбора или стоп-слова, которое мы могли бы использовать, чтобы убежать в любое время, когда захотим. Для нас - это реально.
Подлая, ненавистная Анжела вернулась. Вкус ее киски все еще ощущался на моем языке. У нее все еще была одна моя грудь в руках, и она уже вернулась к разговору о дерьме.
- Через что ты прошла, чтобы получить это право? Ты никогда не была рабыней. Тебя никогда не угнетали, - сказала я прежде, чем смогла остановить себя.
Ласковые руки Анжелы превратились в тиски, сжимающие и скручивающие мою грудь, пока я не завизжала и не стала умолять ее.
- Ой! Ай! Прекрати!
- Это я не страдала? Я не страдала? Сука, да что ты, блядь, знаешь обо мне?
Как всегда, я сказала что-то не то, но это был не Кеньятта, всегда владевший своими эмоциями, это была нестабильная лесбиянка с кнутом, которую я только что разозлила.
