— Да я и не смеюсь, — сказал Чапурной. — Знаю, что ты понимаешь, не маленький, но в солдаты-то тебе рановато.
Чапурной очень серьёзно смотрел на Ваську, который озябшими руками нёс синий кувшин с супом на Варю, худенькую, закутанную в бабкин платок, и на маленького Саньку. «Эх, горе горькое! И мороз их не разрумянил — один бледнее другого».
Ребята дошли до дому. На пороге Васька обернулся и крикнул Чапурному вдогонку:
— Дядя Миша! Мне бы только подрасти маленько, а солдатом я буду!
— Суп-то не разлей, солдат, а то не евши останетесь! — ответил Чапурной и зашагал дальше один.
«На митинги ходят… Любопытный народ! — рассуждал Чапурной. А у самого так и стучало в голове: — Скорей бы открыть детский дом! Скорее бы открыть… Пропадают ребята не евши».
Вечерами ребята сидели у коптилки. Санька засыпал, а Варя, Васька и ещё Люська, соседская девчонка, вели разговоры.
Разговаривали про то, кому чего хочется.
— Вдруг бы к нам на стол — бац! — упал пирог! — говорил Васька.
— Упал бы пирог с вареньем! — мечтала Люська.
Пирог представлялся в воображении ребят каким-то прозрачным, без вкуса и запаха, как будто через стекло кондитерской.
— А вдруг жареный гусь! — не унималась Люська.
Гусь никак не представлялся жареным. Он вспоминался в перьях, с красными лапами, как на картинке в Вариной книжке. Но если кто-нибудь вспоминал картошку, то все ясно видели и котелок, и пар, и картофельную шершавую горячую кожуру.
— Вот вкуснота! Ничего, кроме картошки, на свете не надо!
Говорили и про детский дом. Чапурной уже сказал, что скоро будет принимать ребят. Что там будет, в детском доме?
— Бабушка говорит, учить будут, как в школе, — говорила Варя. — Только и жить там будем.
— Что же, нам жить, что ли, негде? — говорил Васька. — Пусть бы учили, давали бы есть, а потом домой… А то мать вернётся, а нас нет. Мы ночевать домой будем ходить.
— Насовсем будут забирать, и чтоб домой не ходили, — говорила Люська. — Мне тётка говорит: «Отдам в детский дом, пусть воспитывают. Там узнаешь, как тебя воспитают».
Люська понимала под воспитанием трёпку, которой тётка частенько угощала её.
— Там бить не будут, — рассуждал Васька. — Только мне неинтересно. Детский дом маленьким ещё ничего, а я убегу. Чего мне в детском доме делать? Саньку пусть воспитывают, а я на фронт убегу. Мать приедет, хлеба привезёт… Захочет — Саньку домой возьмёт, захочет — оставит. Она теперь скоро уже и вернётся.
Но мать не вернулась. Жилиным пришло письмо. Из грязного конверта вынула бабушка листок, на котором вкривь и вкось было написано, что Пелагею Жилину столкнули с крыши вагона. Умерла она в больнице. Вещей при ней никаких не было, а в чём была, в том и похоронили.
