Он снова вспомнил свою мать.
VI. Смерть Пука
В его глазу читалось: «Кант прав». Двугранные углы и призмы, свет, и тени, и цвета исчезали: так называемые мушки оставили всякий страх.
А как злобно и ловко он умел ловить их на лету! А потом чихал.
Теперь он умирал, то есть понимал, что злость, призмы, подозрительный шум, и сам свет, и все остальное было ничем иным, как пустым перечнем.
Он верно служил. Какому делу? Что за вопрос!.. За какую награду?.. При чем здесь это, при чем!
Еще была басня о сытно кормленной собаке, которая столкнулась с благородной саркастичной проповедью тощего пса.
Но то была глупость.
Он проявил смелость, веселость, набожность, отдал жизнь: все это, не по его вине, вызывало в нем поразительный аппетит. Царем природы эта настоятельная потребность оплачивалась ломтями хлеба: заглатывая их на лету, он избегал зла. Еще он ублажал себя, на свой страх и риск таская котлеты.
Когда он кровожадно сидел в засаде, ему никогда не приходило в голову, что на свете существуют сочинители басен.
Пук (такой усталый!) все-таки смог подвести итог: добрая воля, вот что всегда вдохновляло его!
Теперь он умирал, то есть для него теряло значение все, приобретенное со времени появления на свет и становления.
Другие будут заниматься разными делами, для них текущими, истолковывая явления согласно банальным схемам.
VII. Лигурийское сновидение
Войди в церковь, там замкнутый, внятный, чуть отдающий плесенью запах генуэзских благородных старых и толстых стен и сводов под торжественной холодной лепниной, чье барокко с трудом выгнул изысканный и жесткий шестнадцатый век. Нелегко согнуть того, кто тверд.
Среди той лепнины могли бы находиться достойно обрамленные Строцци, Маньяско и могучий Феррари.
То был свежий запах замкнутого благородства семнадцатого века, толстые стены, недостижимо высокие окна, по ту сторону от которых душа могла бы наполниться кобальтом, индиго, специями, далекими морями.
Там снуют арабские пираты, а в ослепляющем блеске стоит стража пизанских башен.
Никого не видно, сзади узкие окна вглядываются в густой и таинственный полдень: не собирается ли буря и не виднеется ли стая малых галер захвата?
Ларцы с драгоценными каменьями и богатейшими одеждами: на гнусных лицах варваров — слоновая кость зубов, обнаженных жестокостью. Блеск сверкающих кинжалов.
Но предусмотрительность мудрых адмиралов сделает море свободным. Нужно, чтобы к их решениям прислушались в зале совета и чтобы каждое было занесено в регистр; и вот поднимаются прочные стены, чтобы порыв неистовых людей достиг зелени реки Польчевера. Эту задачу возложить на Алессио, посоветоваться со старым Филаретом, послать за остальными, да, за Строцци, Маньяско и за могучим Феррари.
