«Зачем я поддаюсь его влиянию? Он имеет власть надо мной — и над телом, и над душой. Как я допустила это? Не слишком ли быстро я сдалась? Не слишком ли радикальные перемены происходят во мне?»
Со всех сторон доносилось звонкое птичье пение. Оливия подошла поближе к воде. Повсюду вдоль берегов росли кувшинки, и что удивительно-в каждой заводи цветы были какой-то одной окраски: в одной благородной лилово-синей, в другой — светло-желтой с медово-коричневой сердцевинкой, в третьей — насыщенно-розовой.
Оливия повернулась к спутнику и со всей непринужденностью поинтересовалась:
— Их специально так культивировали? Свой цвет для каждой лагуны? — Ей не хотелось обсуждать с ним трудные темы, чтобы не разругаться и не нарушить то шаткое равновесие, которое удалось достигнуть. Ей хотелось бы оставаться с ним друзьями. И по правде сказать, не только друзьями.
Мак-Элпайн медленно подошел к ней, во взгляде сквозило восхищение.
— Лотосы растут здесь сами по себе, Оливия. Это растение, характерное для наших широт — для Австралии и Северной Африки. В Древнем Египте цветок лотоса считался священным, вы наверняка об этом слышали. И во всех озерах и лагунах растут лотосы какого-то одного цвета. Во время паводка на нашей станции в Черри-Кантри целые мили покрываются белыми цветками, которые затем сменяют желтые.
— Как здорово! — Оливия стояла всего в паре футов от кромки изумрудной воды. Солнечные блики играли на крыльях планирующих вокруг стрекоз, порхающих с лилии на лилию. — А рыба здесь водится?
— Съедобная нет. Зато сюда в определенное время года устремляются разные водоплавающие, в том числе черные лебеди. Вы будьте сейчас поосторожнее, смотрите, куда ступаете. Берега здесь неровные.
— Все нормально, — заверила его Оливия.
Близость Мак-Элпайна все больше волновала ее. «Еще немного, — подумала она, — и я наделаю глупостей!» Больше всего на свете она боялась выставить себя на посмешище. Полный самоконтроль был до сих пор неотъемлемой частью ее характера. Она понимала, что не может контролировать себя, когда рядом такой мужчина, как Мак-Элпайн. «Бедолага Джастин — вот твой предел. Мак-Элпайн — это уже из высшей лиги!» — предупреждал внутренний голос. Господи, она многое отдала бы, чтоб избавиться от этой занудливой части своего «я». Уж слишком она привыкла на него полагаться. Вон Белла — ничто не останавливало ее от всех тех поступков, которые, по мнению Оливии, порой были на грани распущенности. И ничего! Может, именно такой стиль жизни более правильный?
