Крысолов | страница 24



Влада посещала множество кафе. Сюда приходили, чтобы встретить знакомых, поговорить о политике, посудачить, посплетничать.

Влада приходила в кафе и знакомилась со всеми. Так в кафе на авеню д`Орлеан, неподалеку от Бельфорского льва, она познакомилась с Владимиром Ульяновым и Надеждой Крупской, когда те пили пиво. Именно Владимир уговорил ее приходить в это кафе на собрания большевиков.

Но Влада любила также приходить еще и в другое кафе. Это было кафе Ротонда. Здесь и началась криминальная трагедия, поразившая всю Европу и Новый Свет.

май 1910 года
Париж, кафе Ротонда

Влада выбрала место у окна и пила кофе. Ей нравилось бывать здесь, у нее здесь появилось много знакомых, она запросто болтала с Пикассо, перебрасывалась шутками с Волошиным, долго беседовала на философские темы с Белым.

Влада поприветствовала знакомых, и вдруг кто-то легко коснулся ее руки.

Напротив нее присел высокий, красивый черноволосый мужчина, с бледным, чуть голубоватым, гладко выбритым лицом и мягкими, ласковыми глазами.

Влада знала его, хотя лично их не представляли.

Это был Модильяни, или как его называли все, Моди.

Модильяни Амедео (1884–1920) — итальянский живописец. Декоративная плоскостность, лаконичность композиции, музыкальность изысканного силуэта и цвета создают особый мир интимных хрупких образов. Умер в страшной нищете, похоронен на собранные деньги завсегдатаев кафе Ротонда. Через два месяц рисунок Модильяни Незнакомка в кафе был продан на Нью-йоркском аукционе за 50 тысяч долларов. Столько денег не было у Модильяни за всю жизнь.

Он действительно был красив; женщины на него заглядывались; красота его казалось итальянской, но Влада знала, что он был сефардом — потомком евреев, которые после изгнания из Испании поселились в Провансе, в Италии, на Балканах.

Влада также знала, что Моди голодал, много пил, глотал зернышки гашиша; но объяснялось это не любовью к распутству или искусственному раю. Ему вовсе не хотелось голодать, он ел всегда с аппетитом, он и не искал мученичества. Может быть, больше других, он был создан для счастья. Он был привязан к сладкой итальянской речи, к мягкому пейзажу Тосканы, к искусству ее старых мастеров. Он не хотел начинать с гашиша. Конечно, он мог бы писать портреты, которые нравились бы и критикам, и заказчикам; у него были бы деньги, хорошая мастерская, признание. Но Модильяни не умел ни лгать, ни приспосабливаться; все встречавшиеся с ним знали, что он был очень прямым и гордым.