— Ну ты долго сидеть будешь, тебя что, клеем к стулу приклеили? — возмутилась женщина. — Там же человек лежит.
— Какой человек? Что вы несете? Пьяный, что ли? Вы хоть понимаете, куда пришли? Это областное управление! Мы пьяными не занимаемся, — дал волю своим эмоциям полицейский.
— Сам ты пьяный, — обиделась посетительница, — я что-то не видела пьяных, в мешок упакованных. Вот мертвый, это похоже. Ну тебя, дурака, — махнула она рукой, — пусть лежит, мне что, больше всех надо?
Она добавила еще несколько нелестных выражений как в адрес персонально дежурного, так и всей полиции вместе взятой, но лейтенант их расслышать не смог, так как дама повернулась к нему спиной и направилась к выходу. Проводив ее неприязненным взглядом, который уже не могли смягчить даже округлые, покачивающиеся при каждом шаге бедра вздорной тетки, он потянулся к рации.
Двое полицейских осторожно подступили к здоровенному свертку, лежащему в сотне метров от здания УВД. Сверток лежал недалеко от автобусной остановки на газоне, прикрытый с одной сторону разросшимися кустами черемухи. По очертаниям свертка, туго перемотанного широким скотчем, было похоже, что это завернутое в мешок тело.
— Трупак, похоже, — пробормотал один из полицейских, — надо группу вызывать.
— Чего-то написано на нем, — отозвался второй и, присев на корточки возле тела, прочитал надпись, сделанную фломастером, на примотанном к свертку тетрадном листе: — «Это я сжег фабрику». Ничего себе, слышишь, — он обернулся к напарнику, — сжег, а потом расстроился и сознаться решил.
— Ага, а по дороге помер, — загоготал сержант, — и в мешок закатился.
Сидящий на корточках полицейский тоже засмеялся, но неожиданно, словно гигантская лягушка, отпрыгнул в сторону и схватился за автомат. Сверток неожиданно глухо застонал и шевельнулся.
— Живой, мать его, — пробормотал сержант и хлопнул по плечу испуганного напарника: — Живой он, разматывать надо.
14 июня этого года
— Ну что, Миша, чем порадуешь?
Разумов смотрел на капитана с иронией. Он догадывался, что Пахомов пока не преуспел в расследовании дела. В принципе, это не должно было радовать полковника, так как «обувное дело», разрастающееся, словно катящийся снежный ком, привлекало к себе все больше внимания сторонних наблюдателей, включая местных журналистов, депутатов и губернатора, с которым Разумов только что имел весьма продолжительный разговор. Судя по всему, губернатор перед этим разговаривал с Белоусовым, с которым был хорошо знаком. Разумову он этого не говорил, но полковник слишком долго работал простым следователем и слишком хорошо умел понимать чужие интонации, особенно интонации сидящих в больших креслах чиновников. Впрочем, этому он научился еще до того, как сам пересел в немалое по областным меркам кресло.
