Оглянулся через плечо, озарив меня улыбкой:
— Знаю-знаю, я здесь, чтобы расспрашивать про чердак. Но, понимаешь, я просто млею от чужих музыкальных коллекций. А ты?
Еще бы!
— Обожаю вот этих! — воскликнул он, помахав одной из кассет. — Обалденные!
— У них недавно вышел новый альбом, — угодливо сказал я.
Он поднялся с довольным видом — наши вкусы в инди-роке явно совпали. Затем обернулся, блеснув глазами:
— Обязательно добавлю его в свой список покупок для Рождества. А теперь давай поднимемся наверх и поглядим, что там.
Дик Феллоуз последовал за мной в коридор. Его удивило, что я, выходя из комнаты, проверил, защелкнулся ли замок. Он спросил, всегда ли я держу дверь на запоре. Я заметил, что случаются мелкие кражи. Он же в ответ посетовал — мол, куда катится мир, если уже и студенты не доверяют друг другу.
Первые два пролета Феллоуз шел впереди. Я заметил, что он носит сильно зауженные черные брюки и черные лакированные туфли. Было что-то жеманное, женоподобное в том, как он водил рукой по перилам и огибал стояки на площадках. Я слыхал, что однажды он всю ночь напролет нянчился со студентом, перебравшим «кислоты». Как видно, хороший человек, раз сидел с этим олухом, подстраховывая, пока того не попустит. Поговаривали, правда, что Феллоуз трахнул того студента в задницу, а потом убедил его, будто это была галлюцинация. Я встал на сторону меньшинства, считавшего это поклепом.
Пожалуй, именно тогда я впервые познал пьянящее дармовое чувство праведности, которое возникает, когда ты отстаиваешь чье-то доброе имя.
На самом верху, в конце коридора, вилась еще одна лесенка, ведущая к чердачной двери. Предполагалось, что у всех постояльцев есть доступ к чердаку, поскольку его нам отвели под хранение личных вещей — между семестрами комнаты требовалось освобождать, чтобы колледж мог сдавать их на время конференций. Но чердак запирался, а для того, чтобы туда попасть, приходилось идти на поклон к главному вахтеру — угрюмому недомерку-трубкососу, чью каморку, провонявшую табаком и еще какой-то неведомой хренью, сторожила злобная одноглазая овчарка. Идти до его сторожки было полмили. На руки он ключ не выдавал ни под каким видом, просителей принимал только по расписанию, а когда отведенный срок наступал, сначала долго и нудно церемонился с огромной связкой ключей, а потом всю дорогу от сторожки до чердака дрессировал свою псину. Чтобы уберечься от этого цирка, к вахтеру просто-напросто никто не ходил — чего, ясное дело, он и добивался. А для хранения вещей мы приспособили сушилку и прачечную.
