— Да просто зашла по дороге, — сказала Лена спокойно. — Хотелось узнать, как вы тут живете.
— Хорошо живем, — ни о чем не говорящим тоном ответила Маришка. — Между прочим, о тебе тут справлялись два раза. Один раз женщина какая-то, деревенская вроде, а то еще мужчина приходил… Они с Марьей Ивановной разговаривали. Я не знаю, о чем.
Лена представила себе лицо Марьи Ивановны… и тут же решила, что ни искать ее, ни спрашивать не стоит. Еще раз обвела глазами спальню: вот ее кровать, вот Нонкина… Кем-то они уже заняты. Много сирот оставила война.
— До свиданья, Мариша, — кивнула она с порога. Хотела было передать ребятам привет, но решила, что тоже нет смысла. И вышла во двор.
Соколка раз-другой подмел пыль хвостом, но даже не встал. Хозяев у него нет, ему все безразличны. Лена махнула рукой самому дому и окунулась в асфальтовое пекло улицы. Теперь ей надо на рынок, хотя она так и не представляла, как и кому сможет продать свою брошку. Колечко она решила не продавать.
…До войны на площади торговали сеном, потому и укрепилось за ней название Сенной. Военная барахолка переделала его в Сеннуху и продолжала торговать на площади, только уже не сеном, а чем придется. Два послевоенных года наводнили Сеннуху трофейным барахлом и американскими, безвкусными продуктами.
Лена так и не решалась нырнуть в тесную, потную, непрерывно переливающуюся с места на место толпу. Ближе к краю торговали съестным. Лена старалась не смотреть на коричневые соевые лепешки, вареный сахар и крошечные кусочки самого настоящего сливочного масла, плавающие в тарелке с водой. Не это ей нужно. Но вот, прорезая однообразный многоголосый шум, взвился один хриплый, с перепадом, как у испорченных мехов, голос:
— Хлюкозы! Хлюкозы кому!
Толстая, багроволицая женщина разложила на тарелке липкие, серые от пыли сладости. И почти рядом с ней вороватый, быстрый парень продает порезанную на четыре части буханку хлеба. Тут же неуловимо тасует пальцами ног карты отроду безрукая гадалка — знаменитость Сеннухи. Возле нее очарованно застыли деревенские бабы.
Все это как-то сразу попало в поле зрения Лены. И вместе со всем этим еще и дядя Гриша. Чуть поодаль, где меньше толчеи, разложили на земле дерюги мыловары, сапожники и всякие мастера. Кто продает резиновый клей, кто — жестяные, чуть дышащие ведра, а кто — ложки, чашки, детские игрушки.
Дядя Гриша среди них, как гора, и товар у него самый видный — на донцах ложек и чашек катается солнце.
