— Он, — сказал генерал. — Слышите?
— Да.
— У него неплохой голос. О чем эта песня?
— Старая солдатская песня, — сказал священник.
— Мрачная песня.
— Да.
— Вы можете разобрать слова?
— Конечно. В ней говорится об албанском солдате, погибшем в Африке. Когда Албания была под турками, албанцев посылали на военную службу в самые далекие края.
— Ах, да. Вы мне говорили.
— Если хотите, я переведу вам.
— Будьте любезны.
Священник прислушался.
— Трудно перевести точно, в ней говорится примерно следующее: я умираю, друзья мои, я умираю за мостом Кябэ.
— Понятно, песня о пустыне, — сказал генерал и невольно вспомнил бесконечную ослепительную пустыню, простиравшуюся перед ним, по которой он, еще лейтенант, брел четверть века назад.
— Пожелайте здоровья моей матушке, — продолжал переводить священник, — скажите ей, чтобы она продала черного вола.
Мелодия замирала, казалось, она вот-вот оборвется, затем оживала, поддерживаемая мощным хором, — под напором песни прогибались покатые стенки палатки.
— Если моя мать спросит вас обо мне…
— Ха, — сказал генерал, — интересно, что они скажут матери?
Священник снова вслушался.
— Смысл примерно такой, — продолжал священник, — если моя мать спросит вас обо мне, скажите ей, что твой сын взял в жены трех женщин, то есть в него попали три пули, и что на свадьбу его пришло много родственников и знакомых, то есть ворон и галок, которые начали клевать жениха.
— Какой ужас! — сказал генерал.
— Я же вам говорил!
Мелодия, набирая силу, взмыла ввысь и неожиданно оборвалась.
— Сейчас снова запоют, — сказал священник. — Если уж начали петь, конца этому не будет.
И действительно, в соседней палатке запели снова. Зазвучал один голос — громкий, дрожащий, проникновенный голос старого рабочего, затем к нему присоединился еще один, и, наконец, на плечи песни хор накинул гуну, и песня взметнулась высоко над ночью.
Какое-то время они слушали молча.
— А эта? — спросил генерал. — О чем эта песня?
— О прошедшей войне.
— Просто о войне?
— Нет. О том, как погибает коммунист, окруженный нашими войсками.
— Может, это тот, кто бросился на танк, памятники ему мы уже видели в нескольких местах.
— Не думаю. Иначе в песне так и было бы сказано.
— Вы помните тот памятник? Ну, тому, что, как тигр, прыгнул на танк и пытался открыть стальной люк?
— Не помню, — сказал священник, — нам попадалось столько памятников.
— А я хорошо помню, — сказал генерал. — Мне сказали, что его застрелили из другого танка, когда он пытался открыть люк.
