Декабрь без Рождества | страница 64



«Да зачем ему кукла?»

«Не знаю, Каменный Пастушок».

«Ах, Злая Горлинка, милая Бабетта, чего ж тут не знать, — подумал Платон, стараясь не шевелиться, чтоб не спугнуть детей. Разве наши куклы детские — не правнуки языческих идолов? Твой гость попросту захотел пополнить ею собственный пантеон. А вот неведенье твое свидетельствует о том, что ты не сочинила ни слова. Ах, как же давно не писал я стихов!»

Восторженное его состояние грубо нарушили громкие удары в дверь.

«Кто стучит? — глухо донесся из шкафа сонный голос хозяина».

«Отец, это я, Филипп!»

Спорхнув со ступеньки, девушка помчалась открывать. Внизу, в темноте, зашумело пробуждение всего семейства. Платон высунул голову из чердачного проема.

«Что стряслось, сынок? — в голосе Ан Анку уже не было тени сна».

«Надеюсь, еще ничего, — вошедший тяжело дышал и звякал шпорами. — Принц у вас?»

«Коли вы обо мне, то да, — свеча в руке Прасковии, затепленная от высеченного кем-то из домочадцев огня, разгорелась, и Роскоф чуть не свалился с лестницы, по которой сходил вниз. — …Как?! Вы?»

«Так я же вам назвался: Морван, — усмехнулся аббат, одетый в не по годам его старомодное французское платье, являющее собой черный камзол с плоской тканевой подвескою под воротом — нечто куда менее красивое, нежели сутаны австрийских либо польских попов. — Я думал, вы догадались, что я сын Мартена Морванам».

Платон смешался уже вторично за сутки. На счастье его, аббат казался слишком озабочен совсем другим.

«За ним погоня, — пояснил он, глядя на отца. — Мне донесли ребятишки, что вслед скачет отрядец из четверых человек непонятного звания. Не военные, не штатские, они расспрашивают о нем».

«Как далеко они отсюда?»

«В получасе. Нынче не то, что прежде: и средь крестьян есть предатели. Кто-то видал, куда направился человек в приметной чужой форме. Я опередил их окольной дорогой».

«Что ж ты, не мог… — Ан Анку осекся. — Прости, сынок, все забываю, что тебе убивать нельзя. Экое неудобство!»

«Но послушайте, отче, — решительно вмешался Платон. — Я чужеземец и могу быть интересен только для случайных мародеров».

«А вам не приходило в голову, сын мой, — аббат прищурился, взглянув на Платона, который был его старше, — что кое-кто мог десять лет караулить, не помчится ли странный чужеземец прямым ходом в наш медвежий угол?»

«Насчет десяти лет ты загнул, Филипп, а вот скумекать, что каперское золото нам пора доставать на свет божий, собаки очень даже могли. Они о нем не забыли».