Как оно все устроилось за какие-то сутки, лучше и не надо. Впрочем, обычное дело в обители. Иной раз столько паломников наедет, что голова кругом. А так ли иначе всё утрясается. Так и теперь. Всем нашлось место: и обеим дамам, и детям, и Медынцеву, и иезуиту, и няньке, и четверым чрезмерно бравым молодцам из дворни, коих привезла с собою Ольга Евгеньевна. Дворовые устроили нечто вроде караула на стенах — по двое. Иногда к ним подключаются то Медынцев, то иезуит. Так, стало быть, надобно. Прасковья Филипповна помогает матери Игнатии, Ольга Евгеньевна собирает последние яблоки с матерью Неонилой. Малютка Соломка не вылезает из покоев игуменьи. Осталось только засадить мальчиков за книги, чтоб не начали ходить на головах.
Хорошая книга — «История Шотландии»! По привычке, о которой не подозревала самое, Луша раскрыла томик, чтоб проглотить, не слезая со стремянки, пару страниц.
«А жена коменданта крепости укачивала ребенка и пела ему песенку.
„Спи, дитя мое усни,
Глазки сонные сомкни!
Черный Дуглас не придет,
Сон малютки не прервет!“
„Ошибаешься, женщина“, — сказал невысокий темноволосый человек, шагнув из оконной амбразуры в комнату».
— Прошу прощения, mademoiselle Прохорова.
Книга, вылетевшая из дрогнувших рук, падала долго, трепеща, словно бабочка, плотными лиловыми страницами.
Роман Кириллович, одетый по-дорожному, поймал ее на лету.
— Я рассчитывал застать тут мать игуменью. У меня не больше полутора часов, я заехал по дороге в Таганрог. Пришлось изрядный крюк сделать. Мне сказали, она шла сюда.
— Матушка здесь была. — В горле вдруг пересохло. Луша попыталась сообразить, насколько покажутся ноги, если она будет спускаться. Принесла же нелегкая! Вот уж без кого легко можно бы тут обойтись. — Но в ближайший час ее нельзя беспокоить. Мать Марфа опять больна, у них с матушкой сериозный разговор в ее келье.
— Се-ри-оз-ный, — Роман Сабуров улыбался, протягивая кверху книгу. — Эко ж вы старомодны, mademoiselle Прохорова.
— Не гонюсь за модами, — Луша все же начала сходить вниз. — И отчего вы, Роман Кириллович, меня так величаете? Я просто Лукерья, Прохорова дочь, что превосходно вам известно.
— Мне известно, что вы — решительная и образованная особа, вполне доверенное лицо моей сестры. — Роман Кириллович протянул свободную руку, чтобы помочь девушке сойти с лесенки. Луша отшатнулась. — Вот только не пойму, отчего вы так не жалуете меня. Уж не влюбились ли ненароком?
— Боже упаси!! — выпалила Луша со столь неподдельной искренностью, что озадаченный Роман Кириллович даже отступил от нее на шаг. Впрочем, быть может, он сделал это единственно затем, чтоб полюбоваться, как залились румянцем ее щеки.
