– А виноваты мы, – философски заметил он, жестом предлагая идти дальше.
Я спорить не стала. Ни с тем, ни… с этим.
– Я же не могу винить собственную начальницу и лучшую подругу, – пожала я плечами. – Отдуваться придется вам.
Тот понимающе улыбнулся и, словно невзначай, прикоснулся к моей ладони.
Истер играл, теперь в этом не было сомнений. Можно натренировать взгляд, улыбку, но… прикосновение станет предателем, выдавшим истинную суть. Скрыть за равнодушием чувства – легко, а вот заставить неистово биться сердце, пылать кровь в жилах, наполнить собственную кожу электричеством страсти… Его рука была теплой и бережной, но не нежной. Женщину в таких вещах не обмануть.
Надеюсь, моего открытия он не заметил.
– А ведь я просил дождаться меня, капитан Ромшез, – раздалось недовольно из-за спины.
Удивительно вовремя, я не хотела ни торопить события, ни отталкивать Истера раньше времени.
Оборачиваться в ответ на язвительную реплику не стала, и так знала, кого именно принесла нелегкая в качестве спасителя… Или скорее режиссера.
– Так я ничего и не обещал, капитан Шаевский, – с вызовом отозвался мой спутник.
Я, насмешливо фыркнув, капризно произнесла:
– Ну, мальчики, не ссорьтесь…
И только после этого оглянулась на остановившегося чуть позади меня Виктора. Его желваки напряглись, но он тут же вернул себе самообладание.
– Умеете вы делать из друзей врагов.
Я удивленно приподняла бровь.
– Мне кажется, или вы мне приписываете то, чего нет?! – Мое восклицание прозвучало двусмысленно, но это был удачный шанс. Я собиралась произнести то, что не могла сказать прямо. – Или у вас, Виктор, просто проблемы с женщинами?
Стиснув на мгновение зубы, он неожиданно расслабился. Не внешне – взглядом, дыханием, ощущением силы, которую он отпустил.
И я решила рискнуть, изменив собственным же выводам и поддаваясь наитию.
– Знаете, как меня называют близкие мне люди? – Он чуть склонил голову в ожидании продолжения. Правильно понял, что это был вопрос не к нему, к самой себе. – Перекати-поле. Стервой меня называют только недруги.
Те несколько секунд, что Шаевский продолжал молчать, были напряженными, но не настолько, чтобы я начала их сравнивать со столетиями. Даже если ошиблась…
– Перекати-поле, – повторил он медленно, словно пробуя слова на вкус. Колючего внимания Истера он будто и не заметил. – Бродяга… Странное прозвище для женщины.
Вместо того чтобы вздохнуть с облегчением – интуиция меня не подвела, я усмехнулась:
