Другая на моем месте, додумавшись до этого, собрала бы свои вещички и покинула этот дом. Но я не привыкла, попав в затруднительное положение, спасаться бегством. Внушила себе, что нет причины паниковать. Иначе разве родители, уезжая, оставили бы его со мной? Нет, разумеется. Поместили бы его на время своего отсутствия туда, где лечат. А мен поручили бы лишь присматривать за квартирой. Вот и все. И вообще, этот его промах объясняется, возможно, не тем, что он не совсем здоров, а чем-то другим. Элементарно! Он, наверное, неправильно меня понял. Он — меня, а я — его...
Рассудив так, я успокоилась, но ненадолго: через некоторое время догадка моя подтвердилась. Нет, он не сделал мне ничего плохого. Просто одно обстоятельство помогла мне в этом деле разобраться.
Как-то утром (я еще не успела уйти из дома по своим делам) пришла почтальон, разносившая по квартирам пенсию. Дмитрий усадил ее за стол на кухне (и я в тот момент была там). Она разложила свои бумаги и стала отсчитывать деньги, а Дима — расписываться в ведомости. Родители оставили ему доверенности на получение их пенсий. Склонившись над столом, Дмитрий расписался один раз — за отца, второй — за мать. И еще раз. За кого? Не за меня же. Я свое пособие получаю в том городе, в котором прописана, в Перми. Стало быть, в третий раз он поставил свою подпись. А это значит: он пенсионер. И не по старости же! Он не постарался это скрыть от меня. Я поняла, в этом уже трудно было усомниться: у него нерабочая группа инвалидности, что отмечено в каком-то его документе, почему его и не берут на работу. Данную тему обсуждать с ним я, разумеется, не стала. Но рассердилась на Розу за то, что она, уговаривая меня пожить с ее сыном под одной крышей в течение месяца, скрыла от меня такой факт. Весь этот период я наблюдала за ним, но никаких отклонений от нормы в его поведении не заметила. Никаких признаков никакого недуга. Но болезни разные бывают. Скорее всего, предположила я, он страдает каким-то нервным расстройством. А у кого они в порядке, эти нервы?! Тревога моя развеялась. Я притворилась, что не поняла его намека, и снова стало у нас в доме тихо и спокойно. Впредь он уже не допускал оплошностей, подобных той. И старался изо всех сил угодить мне. Как и обещала мать, выполнял всю работу по хозяйству. Мне было не по себе от этого, но я не предлагала ему свою помощь. Физических сил у него было хоть отбавляй, я слишком уставала в своем саду именно от физической работы, чтобы еще и дома, что называется «вкалывать». Он это прекрасно понимал и не проявлял недовольства. Я уходила из дома рано утром, чтобы успеть на первый автобус, доставляющий садоводов до их земельных участков в коллективных садах. Возвращалась поздно, последним автобусом. Диму я не просила поехать за мной и подсобить мне. Ему хватало дел и дома.
