— Не переусердствуй. — Наташа усмехнулась.
— Все тип-топ. У нас девчонки всегда так красятся.
— Ну зачем же так сильно? Это почти вечерний макияж! Тени слишком яркие. Попробуй лучше вот эти.
— Серые?
— Серовато-зеленые. Это цвет твоих глаз.
— Разве так лучше?
— По крайней мере, не так откровенно.
— Что не так откровенно? Она опять усмехнулась:
— Не так откровенно-призывно.
— Ты о чем?
— О вчерашнем молодом человеке.
— С чего ты взяла, что я для него… это делаю? — Я старалась говорить как можно равнодушнее.
— Не знаю, какая еще сила может сподвигнуть тебя краситься с утра пораньше. Ты ведь у нас лентяйка и соня.
— А ты, конечно, Шерлок Холмс!
— Пошли!
Пока я занималась лицом, Наташа застелила постели, повесила в шкаф мою полосатую блузку, небрежно брошенную вчера в кресло, и теперь стояла посреди номера в широких темно-синих брюках и коротком клетчатом пиджаке. Пойти на завтрак в джинсах моей тетке мешало пресловутое воспитание.
В столовой было совсем пусто. Еще бы! Вчера все нормальные люди до упора радовались наступлению Нового года, а теперь спокойно спали. Глупо было рассчитывать на встречу с тем парнем! Глупо было краситься! И вообще глупо было тащиться в этот пансионат! Наташа затерроризирует нравоучениями! Сидела б я лучше дома.
Но и дома хорошего мало. Мама — хвост трубой, как мартовская кошка. В ее-то возрасте, в тридцать пять лет! Даже думать противно! Папа, после того как она окончательно сбежала от нас, стал каким-то странным. Новый год, говорит, не буду встречать. Спать лягу. Пришлось бы идти к Насте, сидеть с Максиком голимым… Он бревно-бревном! Особенно если сравнить с тем парнем…
— Смотри, Лен, а сегодня там никого.
Наташа кивнула на столик у окна в углу. Мы выбрали его еще в день приезда, но за ним всегда кто-нибудь сидел.
— Ты что не видишь, что сегодня вообще никого! Ни одной живой души! — ответила я резко. — Все спят!
— Наконец-то посидим на хорошем месте. — Наташа не обращала на мои резкости ни малейшего внимания. — Я тебе взяла фруктовый салат, яичницу с ветчиной, круассан и кофе. А себе вместо яичницы овсянку.
Она переставила на стол тарелки с подноса и протянула его мне. Нет, все-таки поссориться с моей теткой абсолютно невозможно.
Мы молча завтракали, я пустыми глазами смотрела на заснеженные деревья за окном — пансионат был окружен лесом. Народ понемногу просыпался, подгребал в столовую. Бабушки и дедушки, внуки и внучки, мамы и папы… Но тот, кого я ждала, так и не появился. Я дожевала круассан, допила кофе. Взглянула на часы — половина десятого. Не придет!
