Кикудзиро и Саки | страница 35



— Хеллоу!

Брат, должно быть, страшно удивился.

Потом папаша вообще стал нести чушь и сказал почему-то:

— Это я, папочка. А кто это?

Кто же это мог быть, интересно, кроме брата? Потом вдруг объявил:

— Слышно хорошо, — и не говоря больше ни слова, повесил трубку.

После этого отец захотел сам кому-нибудь позвонить, но тогда среди его приятелей мало у кого имелся телефон. В конце концов он надумал позвонить десятнику и позвонил, но говорить-то было совсем не о чем!

— Да я просто так звоню, хотел спросить, как вы там… — папаша выдавил из себя несколько ничего не значащих слов и повесил трубку.

Потом через какое-то время позвонил снова. На третий раз десятник наконец на него рассердился и отчитал, мол, нечего мне звонить без дела.

Лшь тогда папаша перестал названивать почем зря.

Если бы нынешние молодые увидели папашу, точно бы сказали про него: «типичный маразматик».

Странно, конечно, что сын говорит такое про отца, но все оно так и было. Однако когда речь шла о работе, папаша всегда становился очень серьезным. Я ни разу не видел, чтобы он отлынивал от дела или отдыхал в рабочий день. И если в воскресенье подворачивалась работа, он выходил из дома пораньше, чтобы поспеть к назначенному времени.

Мне и среднему брату часто приходилось ему помогать. Когда я учился в средней школе, по воскресеньям мне очень хотелось выспаться, а потом поиграть в бейсбол, но брат рано утром поднимал меня с постели буквально пинками: «Такэси, вставай! Надо идти работать с папаней».

Делать было нечего, я вставал и тащился за ними. Я их просто ненавидел, потому что все мои приятели развлекались, и только я работал.

Отец был небольшого роста, чуть выше ста шестидесяти сантиметров, с крепко сбитым телом и очень проворными движениями. На стройплощадке он с легкостью красил стены и окна на высоте четвертого этажа без всяких страховочных строп. Он забирался на леса, которые возводили пожарные, ставил рядом с собой краску, как-то весь изгибался и начинал работать кистью. Это мне очень напоминало скалолазов, которые поднимаются по отвесному склону.

Папаша часто ходил красить на завод, который построили по соседству, и с легкостью, почти бегом передвигался по бетонной крыше здания. Но однажды он вдруг куда-то пропал, а потом оказалось, что в крыше была дыра, он провалился и вылез с ведром краски на голове. Такое тоже бывало. Сейчас, когда я думаю об этом, то удивляюсь, как папаша ни разу не получил серьезной травмы. Иногда леса ломались, и вообще работа маляра и травмы всегда взаимосвязаны. Папаша обладал каким-то врожденным, звериным инстинктом, предохранявшим его от травм. Видимо, поэтому ничего серьезного с ним не случалось. Единственное, за что я благодарен папаше, — это интуитивная моторика, которую я от него унаследовал. Папаша часто хвастался, что он занимался гимнастикой на всяких снарядах, но это он наверняка привирал.