Анна откинула голову, закрыла глаза и засмеялась.
— И если нынче вечером волк обидел тебя, то лишь потому, что разозлился, слушая, как Дина превозносит Вилфреда Олаисена. Ты сразу раскусила его и могла бы высмеять. Но опасная комета обернулась богиней, которая не унижает, а защищает! Которая скорее ранит себя, чем высмеет глупого волка. Ведь она знает, что, если будет над ним смеяться, он вцепится ей в горло. Вот так!
Анна, в тонкой ночной сорочке, прижалась к нему и позволила осторожно себя укусить. Вениамину было приятно, что она уступила ему.
Спустя какое-то время, когда Вениамин думал, что Анна уже спит, она вдруг сказала:
— Как ты думаешь, у нас так и не будет детей?
Он повернулся и крепко обнял ее.
— Прошло еще слишком мало времени, чтобы так говорить.
— Два года — достаточный срок.
— Допустим. А ты сама как думаешь?
— Думаю, что тебе следовало жениться на женщине, которая могла бы родить тебе ребенка.
— И что бы мы с ней делали такого, чего не делаем с тобой? — Он засмеялся.
— Не говори глупостей.
Он отпустил ее и закинул руки за голову.
— Я только хотел сказать, что причина может быть во мне.
— В тебе? Не думаю.
— А ты подумай на досуге.
— Но ведь у тебя есть Карна!
— С тех пор я изменился. Может, и в этом отношении тоже?
— Ты просто меня жалеешь… хочешь взять вину на себя.
— Во всяком случае, ты не боишься забеременеть, как… — вырвалось у него.
Слышала ли она это маленькое «как»? Связала его с матерью Карны? Или с другой?
Почему она вдруг заговорила о ребенке именно сегодня, после того как в Рейнснес приезжала Ханна?
Во всяком случае, если она и слышала это «как», то вряд ли отнесла его к Ханне.
Или отнесла? Может, он просто не знает Анну? Перестал понимать ее с тех пор, как она приехала к нему?
Анна никогда не уговаривала его, чтобы он принял помощь ее отца и продолжил занятия медициной, занялся научными исследованиями. Они не говорили об этом, если он сам не заводил такой разговор.
Наверное, она лучше, чем он, понимала, что все это несерьезно? И потому не заводила сама таких разговоров? Может, он садит в Нурланде, чтобы у Карны был надежный дом, где ее припадки не пугают людей, заставляя их держаться на расстоянии или жалеть ее? Или он не уезжает отсюда только потому, что боится потерпеть поражение перед неизвестным?
Он прижал Анну к себе:
— Спасибо, что ты прямо говоришь мне все, что думаешь! До тебя в Рейнснесе это было не принято.
— Нет…
— Скажи… Неужели любовь — это только что-то, о чем пишут в письмах и что разбивается и исчезает, столкнувшись с жизнью?
