Дети новолуния [роман] | страница 86

Викентий Леонидович вскочил на ноги, как солдат перед генералом.

— Господи, что же я! — вскрикнул он каким-то непослушным, воинственным голосом. — Я же вас не поздравил, растяпа такой! Ну конечно, господин президент, от всего сердца, от всех, так сказать… понимаете?.. хочу сказать, что…

Властным движением руки старик остановил его и усадил назад в кресло.

— Не надо, мой друг, не надо, — проворчал он. — Все эти слова сегодня уже сказаны — и не один раз. Что мне с ними делать? От них мои волосы не станут опять русыми, они не вернут мне здоровья и выносливости, даже если будут сказаны от всех сердец мира. Так зачем их произносить? Лучше расскажите мне о том, что происходит за стенами зоопарка, в котором я живу. Вы ведь, кажется, моложе меня лет на десять?

— Кто?

— Вы. Вы ведь моложе меня?

— Мне пятьдесят пять.

— О, пятьдесят пять! Лучший возраст для начала большой карьеры. Жаль, что не все понимают свои преимущества на каждом отдельном отрезке времени. И хуже того, многие считают их недостатками, думают, что проигрывают. И тогда и вправду проигрывают. Надеюсь, это не ваш случай?

— Не знаю. — Скворцов сидел в предельно любезной позе, на самом краю кресла, уткнувшись локтями в портфель, положенный на колени, и напряжённо глядя перед собой, будто собирался с духом, при этом пальцы его то взволнованно сплетались, то расплетались и никак не могли успокоиться. — Может быть, проигрывают как раз те, кто задумывается об этом. Может быть, просто не надо думать?

— Вы так считаете? — Старик окинул его испытующим взглядом из-под опущенных век, как бы оценивая, почём стоит этот человек?

— Нет, господин президент, вы, конечно, правы. Но ведь не всякий обладает вашей энергией. Может быть, надо родиться таким?

«Может быть, может быть… Он много сомневается», — подумал старик.

Гость опять нервно вскочил и сел обратно.

— Я просто хотел сказать, что люди вас помнят.

— Люди, — повторил старик почти презрительно. — Люди. У людей короткая память. Они запоминают только результаты. С одной стороны, это хорошо, но с другой — никто не думает о подоплёке и последствиях. Как будто всё делается именно для них, для зрителей, как на сцене в театре. Надеюсь, наше интервью ещё не началось?

Викентий Леонидович болезненно нахмурился отчего-то, но старик этого не заметил и продолжил ворчливо-самодовольным тоном, крутя в руках свою курительную трубку:

— Именно где-то между пятьюдесятью и шестьюдесятью я обрёл себя.