Мышкин. Ты помнишь, в ту пору слово «политик» звучало как оскорбление. Честно говоря, я склонился к Бакунину, но вот эта расплывчатость политической программы меня несколько смущала…
Попов. Обычное заблуждение. Сейчас ты кажешься себе умнее, чем был тогда…
Мышкин. Вполне возможно. Однако крайне отрицательное впечатление на всех революционеров произвело «нечаевское дело». На процессе Нечаева я был официальным стенографом. Признаюсь, сам Нечаев мне активно не понравился. Ложь, обман, мистификации против членов собственной организации…
Попов. А не поддался ли ты, официальный стенограф, официальной пропаганде? Ведь правительство изо всех сил пыталось представить Нечаева в роли злодея.
Мышкин. Революцию надо делать чистыми руками. Нечаев скомпрометировал само понятие политической организации.
Попов. Но ведь сумел же Нечаев околдовать старика Бакунина.
* * *
Устаешь ходить, устаешь сидеть. Если бы койку не подымали, наверное, лежал бы с утра до вечера. Апатия. Отупение. Заставляешь себя ходить от стены к стене. Считаешь шаги: тысяча шагов, две тысячи… А потом вроде бы всерьез прикидываешь: что, если разбежаться и с размаху в стену — вдруг пробьешь? А что, вполне возможно: встанешь, отряхнешься и пойдешь куда глаза глядят, и никто тебя не остановит… Садишься. Стул железный — не мягкое кресло. Хочется прилечь. Расстелить на полу бушлат, вольготно вытянуться… Может, попробовать? Инструкцией не запрещено… Нельзя: тюремщики ворвутся в камеру и получится, что ты как будто у их ног ползаешь, пощады просишь… Надо сидеть. Тишина ползет от стен, наваливается. Кузнечики-цикады начинают свой звон. По коридору на кошачьих лапах крадутся надзиратели. Попову не постучишь: самое время охоты. Надзиратель, спрятав когти, дышит в глазок, сторожит Мышкина.
…Серые, незаметные, из всех щелей выползают живые существа (мыши или люди?), в группы собираются и на дорогу скатываются. Дорога широкая, лунная, белой лентой меж широких холмов пролегла.
А там, далеко-далеко, в конце дороги, купола храма виднеются, да не божеского храма, а человеческого. Светлый храм розовеет в лучах восходящего солнца. А над бескрайней долиной темная ночь. Белой лентой вьется меж черных холмов лунная дорога, и храм тот, розовато-серебряные хоромы так далеко, что уж не знаешь: то ли он существует на самом деле, то ли мерещится. А дорогу заполняют серые маленькие существа, как мыши, все похожие друг на друга. Да нет, это не мыши, а люди. Всю Россию на дорогу вывели, на крошечные группы разбили, в каждой группе по пять человек, и не отличишь одну «пятерку» от другой. Великое переселение народов. Миллионы «пятерок», вся Россия на дорогу вышла; только дорога длинна и бесконечна, храм с розовато-серебряными крышами далеко, у самого горизонта мерещится. Серые «пятерки» кажутся совсем маленькими, лишь короткий отрезок дороги заполнили. Долгий путь предстоит, дойдут ли?
