А вот просто и откровенно: «Акушерка Красовская имеет комнаты для дам и принимает детей на воспитание».
Или она тоже действует с высочайшего соизволения?
Поистине, правительство заботится о развитии у нас городской жизни… Пожалуйста, каждому — свое:
«Старухам и молодым, вдовам и девицам — вольдегановские щетки, наставления, как избежать заражения секретными болезнями».
«Американские капли против зубной боли действуют мгновенно, исцеляют также нервные страдания головы, лица и ушей…»
Как все просто! Зачем мучиться над проблемами добра и зла, социальной несправедливости? Американские капли мгновенно исцеляют страдания головы.
В заметке, напечатанной мелким шрифтом, какой-то либерал горестно вздыхает: «Не совсем хорошо у нас еще с медицинской помощью. Выборочное обследование некоторых домов за Рогожской заставой показало, что половина детей в бедных семьях больны туберкулезом». Подумаешь, какая ерунда, зато «волшебная вода доктора Мореля окончательно разрешила задачу постепенного окрашивания волос на голове и бороде, она одна исполняет все, что обещает».
И вообще, кто сказал, что Российская империя — отсталая страна? Вот, пожалуйста, можно купить «известное во всей Европе, привилегированное и признанное лучшим средство для уничтожения крыс, мышей и кротов. Средство имеет приятный запах и действует моментально. За верный успех ручаются».
А это — для всех российских граждан и тоже, наверно, имеет приятный запах и действует моментально: «Своры, ошейники, цепи, намордники, арапники — выбор хороший, цены умеренные»… Забыли только добавить «за верный успех ручаются»…
…Поздно вечером вышел Мышкин на улицу дыхнуть свежим воздухом. Снежные сугробы. Слепые деревянные дома. Трое пьяных в рваных тулупах шли, приплясывая и подпевая в такт гармошке:
И в распухнувшее тело раки черные впились…
И в распухнувшее тело раки черные впились!
Шли, наслаждаясь «заботой правительства о развитии городской жизни», шли, сохраняя в себе «материк народного быта, непоколебимо твердый», шли своим особым, богом и Катковым предопределенным путем.
«Ты помнишь, — отстукивал Мышкин Попову в семнадцатую камеру, — что в начале семидесятых годов о будущем России толковали все: профессора и студенты, разночинцы и офицеры.
А сколько „ужасно революционных прожектов“ я слышал на заседаниях земства и даже на выборах уездных дворянских предводителей! Ну хорошо, если отбросить наносное и спекулятивное и следить только за высказываниями людей, бесспорно честных и искренне озабоченных судьбами народными, все равно создавалось впечатление путаницы неимоверной. Вопросы решались разом, и трудно было разобраться, что больше волнует: разорение крестьян или проблема фиктивных браков. Правда, модному среди либералов веянию — идти на поклон к мужику — я не поддался. Искать в крестьянском укладе смысл жизни — барская забава. Я понимал, что мужика в первую очередь надо было учить грамоте, причем как в прямом смысле этого слова, так и в переноском: нужно было раскрыть мужику глаза на существующую несправедливость в социальных отношениях, Долгое время у меня сохранялась иллюзия, что пропаганду можно вести легальным путем. Только действовать, думал я, надо осторожно и по-умному. Весной 1873 года я купил типографию на Тверском бульваре. Признаюсь, я не спешил связывать себя о революционными кружками студентов-разночинцев.
