Пятнистая смерть | страница 33



Спаргапа рывком поднялся, поднялся и обескураженный табунщик.

— Хочу быть вождем — и все! — Спаргапа по-детски упрямо топнул ногой, обутой в мягкий сапог с коротким голенищем.

Стрелок бросил на юношу косой взгляд изумления. Спаргапа уловил этот взгляд, круто покраснел от убийственного стыда, крепко рассердился на Хугаву, но еще крепче — на себя.

— Не хочу… но так нужно, — поправился Спаргапа, избегая проницательных глаз сородича. — Если ты — друг, за меня кричи сегодня на выборах. Ладно?

Хугава не ответил.

Спаргапа резко повернулся, приблизил к стрелку лицо, бледное, словно тростниковый корень. Губы юного дривика кривились, глаза, на миг ослепшие, скосились к переносью. Весь он так и корчился от ударившей в голову ярости.

Как говорится в легенде: «Буйные жилы его передернулись. Из глаз, как от огнива, посыпались искры. Длинные кудри взвились кверху, точно хвост жеребенка, стоит, рыча, черный верзила, снизу прямой, сверху сутулый…»

— Кричи за меня на совете! — взвизгнул Спаргапа. — Или… я не знаю, что сделаю… и тебя зарежу, и себе живот распорю!

И он с зубовным скрежетом перекусил стебель солодки.

Он и медный прут перекусил бы сейчас.

Жалкий и потерянный, неверными шагами потащился Спаргапа к городищу, а Хугава стоял у озера и смотрел ему в спину, вскинув изогнутые брови на лоб, почти до волос.

— Что с ним такое? — соображал с горечью «Хорошими коровами обладающий». — Был не совсем умен — совсем глупым сделался. Кто-то крутит беднягу. Это Райада…

Негодование плотно сомкнуло крепкие челюсти пастуха.

— Ладно, друг, — проворчал он сурово. — Я покричу на совете… Если жеребца не объездить смолоду, потом к нему — не подступись. Не согнул деревцо, когда прутиком было — не согнешь, когда в кол превратится. Хугава вспомнил обритого братишку и усмехнулся. — У тебя тоже нечисть в голове завелась. Что ж? Останешься без волос.

Сказание четвертое

Гром и молния

Среди гостей — купцы из дружественной Сугды [8].

С ними — странный, одетый так же, как и они, в халат с закругленными полами и узкие штаны, но по ухваткам и выговору — чужой человек, нездешний: торговец из далекой Эллады.

У саков он — впервые. Грек следит за туземцами сосредоточенно, с тем же любопытством, с которым бывало, взирал на родине на сборища растерзанных вакханок.

Саки — люди большей частью рослые, смуглые и длинноголовые, с миндалевидными глазами, сияющими чернотой из-под тяжело нависших век, с толстыми округлыми носами и грузными подбородками. Они похожи на мадов, на мужей персидских.