Вторая, третья бригада поддержали идущих впереди.
— Не сумела сбежать, не хер бегать! — укоризненно и затравленно вырвался из возмущённого гула хриплый голос.
От многоголового тела отделился один заключённый и остановился перед Ниной, буравя её зрачками. Девушка выдержала взгляд в упор, рассчитанный именно на то, чтобы смутить, испугать.
Отколовшийся от колонны был не иначе как шестёркой, каких немало в лагере, и это угадывалось и по нагловато-заискивающему выражению лица и по расхлябанно-суетливой манере держаться.
«Собака лаяла на дядю фраера», — затянул он нараспев и, поймав на себе взгляд конвойного, вернулся в поток серых бушлатов.
Но тут же из колонны раздался другой голос:
; Вопрос завис в воздухе, как топор над плахой.
Спасение пришло неожиданно.
…Возвышавшегося над четвертой бригадой, где были собраны самые закоренелые преступники со всего лагеря, широкоплечего красавца лет тридцати, державшего весь лагерь, было видно издалека.
Природа одарила его не только богатырским телом, но и большими тёмными глазами, тёмно-каштановыми кудрями, прямым точёным носом и изящно очерченными губами.
О таких лицах говорят «ни убавить, ни прибавить». А художники не упускают случая написать с них портрет героев.
В каждом движении молодого мужчины ощущались лёгкость и сила хищника, а его танцующая походка, пожалуй, больше пристала моряку, чем вору в законе.
Звали красавца Костя Бас, и мало кому было известно, «Бас» — фамилия или прозвище. В любом случае, оно очень подходило к его уверенному зычному голосу, заставлявшему повиноваться.
…Быть горожанином и жить в городе у моря совсем не одно и то же. И совершенно иное, отдельное, жить в Одессе.
Когда в детстве докучливые взрослые спрашивали Костю, кем он хочет стать, когда вырастет, фраера, которым посчастливилось не знать его отца, конечно же, ожидали, что мальчонка мечтательно устремит глаза, огромные и карие, как каштаны, в необъятные дали и тихо ответит «моряком» или «капитаном».
Кто же из одесских мальчишек не грезит о море?..
Но только нет, не Костя. ; Первым крупным открытием в его жизни было постепенно пришедшее, сложившееся из намёков, насмешек, недомолвок, осознание, что папа вовсе не капитан корабля и ни в каком он не дальнем плавании. А вернётся, так вряд ли с попугаем и мартышкой на плече, как наобещала в детстве мама.
Похоже, и сама за годы ожидания поверила в легенду об отбывшем в дальнее плавание Одиссее.
Ждёт, надеется, как Пенелопа, храня под косыми взглядами несокрушимое достоинство.
