Уютная, розовощёкая, как пирожок, зав столовой жалостливо посмотрела на Нину и вздохнула. Беглянка, наделавшая столько шороху, наверное, моложе младшей из троих её дочерей.
— Сколько тебе лет-то, деточка?
— Семнадцать.
Младшенькой, Танечке, восемнадцать.
— Как звать-то тебя?
— Нина.
— Вот что, Ниночка, сейчас я принесу тебе таз воды и, может, найду тапки какие. Глянь, как ноги распухли — смотреть страшно.
Дежурный взглянул и покачал головой, дескать «страшно», вздохнул:
— Сейчас ей никакая обувь не подойдёт. Принеси лучше тряпок побольше — ноги обмотать. А ты, — обратился он уже к беглянке, — сиди, отмачивай ноги. А я схожу пока на вахту, скажу, что ты нашлась, чтоб розыски прекратили.
И не вздумай смотри опять убежать.
Усмехнулся, погрозил пальцем шутливо, как ребёнку, и тут же посерьёзнел.
Заведующая вернулась с тазом, наполненным чистой водой и ворохом изношенной одежды заключённых и какими-то фартуками. Один из них Нина тут же порвала на ленточки, чтобы было чем привязать тряпьё к ногам. Проделав это, опустила ноги в таз и закусила губы от боли.
Чуть тёплая вода казалась кипятком.
— Поешь вот, — поставила женщина рядом большую миску с неостывшей перловой кашей — порции три, не меньше.
Беглянка ковырнула еду пару раз и положила ложку на стол. Протянула кашу назад, чтоб не падали в миску слёзы. Весь сегодняшний день навалился вдруг усталостью и жгучей болью, и лишь одно желание — уснуть — сильнее и сильнее.
Но вернулся дежурный.
— Пойдём на вахту, — махнул Нине рукой. — Там некоторым не терпится увидеть, кто все ОЛПы на уши поднял.
На вахте Нину ждали с не меньшим, а то и большим воодушевлением, чем заключённые концерта.
Гармонь ещё ликовала, словно приглашала забыть о том, что наступит завтрашний день.
Струйки едкого дыма расползались по всем углам, застлали тесную комнатку дымом. Вдоль трёх стен от угла до угла на лавках сидели солдаты и дымили папиросами.
— Ребята, посмотрите, кого я привёл… — подтолкнул Нину в двери дежурный.
Смех грянул, как по команде, совершенно смутил Нину, хотя объектом насмешливого внимания теперь уже был вахтёр.
— Кого ты пропустил? — смеялись солдаты. — Девчонка тебя вокруг пальца обвела.
Вахтёр хмурил брови, раздувал ноздри и, казалось, вот-вот запыхтит, как самовар.
— Дык разве ж я думал, — смерил Нину обескураженным взглядом. — Я думал: медсестра. Она всегда через вахту ходит. Другое дело, если б она из лагеря шла — тут бы я внимательно смотрел. А в лагерь кто сам пойдёт?
