Листопад в декабре | страница 41



Верочка, семнадцатилетняя, худенькая, не снимая пальто, из которого успела вырасти, опустилась на кровать. Андрей Петрович медленно стянул с себя синий плащ, повесил у дверей на гвоздь.

Андрею Петровичу сорок шесть лет. Он уже лысый, и только на затылке остались светлые волосы. На измятом, бледном лице посверкивают очки. К морщинистому лицу никак не подходит еще по-молодому стройная фигура.

Он судорожно потер щеки: не верилось, что навеки ушла Надя, жена.

Андрей Петрович осмотрел комнату и поднял с пола пестрый поясок Нади, бережно повесил на спинку стула. На проволочных плечиках в углу висят ее платья. На вешалке — коричневое пальто, от него еще пахнет духами. На столе лежит голубая расческа, тетрадка с последней ролью из комедии «Свадьба с приданым» и катушка черных ниток с воткнутой иголкой. Как будто вышла хозяйка за хлебом в магазин и вот-вот вернется, примется стряхивать с шапочки дождинки, весело скажет:

— Ну, заждались? Сейчас разогрею, будем обедать. Опять очередь в магазине!

Андрей Петрович глянул на ссутулившуюся Верочку, — она смотрела в пол, ничего не видя, — сел рядом, обнял. Верочка прижалась, закрыла глаза, а он, как маленькую, качал ее, убаюкивал.

— Разденься, — шепнул он.

Верочка не ответила.

Андрей Петрович расстегнул пуговицы на ее пальто. Она с усилием поднялась, и он снял пальто. Верочка опять опустилась на кровать, сбросила сырые туфли, испачканные кладбищенской глиной, и легла. Андрей Петрович укрыл ее, сел рядом. Измученная Верочка сразу уснула.

Темнело. Летели птицы на юг. Грустно было слышать их тревожные крики в темном небе, их посвисты, зовы, шум крыльев. Холодный ветер с гор зацепил под окном за куст газету, яростно трепал, и она, треща, облепила полуголые сучья.

Андрей Петрович тихо поднялся, закурил старую трубку и принялся ходить, не зажигая света. Он ходил и вспоминал Надю.

Вышла она замуж рано. Вскоре у нее родилась Верочка. Муж ее, Милованов, оказался человеком сухим, ревнивым. Он требовал, чтобы Надя бросила сцену и сидела дома. Ему, инженеру, было непонятно, почему театр занимал главное место в ее жизни.

Надя была зеленоглазая, с жесткими прямыми волосами, которые приходилось всегда завивать. У нее была фигура спортсменки.

Встречаясь с Надей, Андрей Петрович начинал неудержимо улыбаться и поправлять галстук и очки. Ей было двадцать пять лет, а ему тридцать шесть. Он приносил ей за кулисы цветы и ничего не говорил.

Однажды в яркий майский полдень Надя встретила его в парке меж серебристых елей. Андрей Петрович был мрачен: в газете разругали его за последнюю роль. Смеясь, Надя сказала: