. Итак Им воспринята и спасена и человеческая воля вместе с человеческим естеством, а то, что спасено восприявшим, не может быть Ему противным. Ибо Творец ничего не создал противным Себе и ничего такого не восприял в таинстве воплощения. И псалмопевец Давид, выводя в псалмах лице Иисуса Христа, провозглашает: еже сотворити волю твою, Боже мой, восхотех (Пс. 39, 9). Также: волею пожру Тебе (Ис. 53, 8). Ужели по божеству воля Отца есть иная, чем воля Сына, или Сын хочет иного, чем Отец? Если же Они хотят одного, и нет во святой Троице различия воли, то как понимать то, что свидетельствует пророк о Его лице: еже сотворити волю твою, Боже мой, восхотех, если мы благоверно не будем разуметь, что здесь говорится о непорочной воле Его человечества? Потому и говорится далее: закон твой посреде чрева моею. Ибо никто не будет сомневаться, что этот пророческий псалом весь относится к лицу Христа. То же самое, если кому угодно узнать всю полноту веры, возвещает и апостол Павел в послании к филиппийцам, говоря об едином и том же Господе нашем Иисусе Христе таким образом: иже во образе Божии сый, не восхищением непщева быти равен Богу, но себе умалил, зрак раба приим, в подобии человечестем быв, и образом обретеся якоже человек, смирил себе, послушлив быв даже до смерти, смерти же крестныя (2, 6—8). Вот сей истиннейший проповедник учит и о различии образов, т. е. естеств во Христе, и выставляет благоразумно на вид подчинение даже до смерти Его человеческого естества. Ибо кто настолько уклонится от света истины, что вообразит, будто Господь наш Иисус Христос говорит, что Он по божеству своему повинуется воле Отца, когда Он равен Ему во всем и во всем хочет того же самого, чего и Отец? или кто не поймет, что повиновение относится исключительно к человеческой Его воле, в которой не было совершенно никакого греха? Не было бы сказано: послушлив быв даже до смерти, если бы Он не воспринял в Себя и человеческой воли, как воспринял разумную душу и плоть, со всеми их свойствами, в своем вочеловечении. Кроме того, дабы ясно было вашему благочестивейшему благоволению, что человеческая воля во Христе есть естественная, заметьте, что те, которые отрицают во Христе человеческую волю, кроме греха, не признают в Нем и человеческой души. Мудрейший проповедник истины, блаженный Августин, в пятой книге своего рассуждения против Юлиана пелагианина, следующими словами определяет хотение: «что такое движение духа, если не движение природы? Ибо дух без сомнения есть природа; отсюда хотение есть движение природы потому, что оно есть движение духа». Вот что такое хотение человеческое, по определению сего мудрейшего отца: ясно, что оно есть движение духа. В том же творении говорится: «истина говорит, что пока есть некоторое хотение, оно не может быть отделено от природы». И опять в той же книге: «если хотение отъинуда, то оно не существует, и если не отыскивается его начало, то не потому не отыскивается, что хотение не есть отъинуда, а потому, что очевидно, откуда оно проистекает. Хотение проистекает от того существа, которому принадлежит хотение, то есть, от ангела хотение ангельское, от человека — человеческое, от Бога — божеское. И если Бог производит в человеке благое хотение, то Он делает только то, что порождается благое хотение тем, кому принадлежит хотение». И в другом месте говорит: «зачем ты, закрывши глаза, отрицаешь очевидные вещи, что человеческое хотение происходит из природы человека»? Также: «самое движение духа, без всякого принуждения, и есть хотение; посему сказать, что хотение происходит из движения духа, то же что — хотение происходит из хотения». И опять: «ужели, Юлиан, не из человека происходит хотение человека, когда человек есть благое творение Бога»? Наконец: «неужели могло войти тебе в голову, что хотение человека, хотя имеет происхождение, но не из свободного произволения? Сказки же, откуда, если не из природы, то есть, не из самого человека»? Из этих свидетельств ясно, что каждая из тех природ, которые перечисляет сей духовный отец, имеет собственное естественное, каждой из них свойственное, хотение. Ибо ангельское естество не может иметь божественного или человеческого хотения, и естество человеческое не может иметь хотения божеского или ангельского: точно так же, как ничто не может иметь иной природы или движения, чем какие имеет, кроме того, что ему естественно или дано при сотворении. Если все это так, то, очевидно, признавая, что в Господе нашем Иисусе Христе два естества или существа, то есть, божеское и человеческое, соединились в единой Его ипостаси или лице, необходимо признать в Нем и два естественные хотения, т. е. божеское и человеческое. Потому что нельзя сказать, что божество Его само по себе, по своему естеству, имело человеческое хотение, также нельзя думать, что человечество Его, по своему естеству, имело божеское хотение. С другой стороны, также нельзя признать, что которое-нибудь из этих двух естеств Христа существовало без естественного хотения, когда и человеческая воля была возвышена всемогуществом Его божества и божественная открылась людям чрез Его человечество. Итак, необходимо приписывать то, что есть в нем божественного, Ему как Богу, а то, что есть человеческого, Ему же как человеку: и то и другое должно быть воистину признаваемо принадлежащим одному и тому же Господу нашему Иисусу Христу, в силу ипостасного их соединения. В этом убеждает исполненное истины определение святого халкидонского собора: «последуя святым отцам, все согласно поучаем исповедовать одного и того же Сына, Господа нашего Иисуса Христа, совершенного в божестве и совершенного в человечестве, истинно Бога и истинно человека, того же из души разумной и тела, единосущного Отцу по божеству и того же единосущного нам по человечеству, во всем подобного нам, кроме греха, рожденного прежде веков от Отца по божеству, а в последние дни ради нас и ради нашего спасения от Марии Девы Богородицы — по человечеству, одного и того же Христа, Сына, Господа, Единородного, в двух естествах неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно познаваемого, — так что соединением нисколько не нарушается различие двух естеств, но тем более сохраняется свойство каждого естества и соединяется в одно лицо и одну ипостась, — не на два лица рассекаемого или разделяемого, но одного и того же Сына и Единородного, Бога Слово, Господа Иисуса Христа»
